Khelga

Вытаращила глаза:

 

- Откуда в самолёте спаниэль на верёвке?!

 

По салону Боинга шли двое рослых и плечистых в весьма гражданской одежде. Одного из них тянул и дёргал палевый пёсик, в сравнении весьма тщедушный.

 

- Это поводок, - Сашка завистливо посмотрел на мои вольготно вытянутые ноги, - давай поменяемся. Мы с Лёхой будем пацанское кино смотреть, вы с Юлькой бабские моды обсуждать.

 

- Но-но, - я угрожающе пошевелила кроссовком, - элитные места не для хоббитов - для орков!

 

- Кроссовки не смей снимать, - не менее угрожающе ответил Сашка, - рюкзаков на тебя не напасёшься!

 

 

В плане длины ног я проблемна. Когда появилась бабская мода на брючата выше щиколотки - очень обрадовалась. Потому что личную портниху не могу себе позволить. Как и самолётный бизнес-класс.

В экономических салонах Боингов я скукоживаюсь и маюсь. Если мне в самолётной лотерее выпадают билеты под литерами C или F - невольно выставляю ноги в проход. По ним ездят телеги с едой и ходят дети. Отчего я маюсь ещё больше.

На рейсе Москва - Сочи мне достался билет под литерой В. Я какое-то время ёрзала, пристраивая нижние конечности. Потом сдёрнула со ступней кроссовки. Ступни замёрзли.

 

- ...температура за бортом минус шестьдесят два градуса по Цельсию, - любезно подсказал в динамик командир воздушного судна.

 

- Спасибо большое, - несколько раздражённо поблагодарила я и надела кроссовки. Через пару минут опять сняла. Ступни замёрзли.

 

- Ты, кажется, спать собиралась? - Сашке, которому волею судеб выпала литера А, очевидно надоели мои экзерсисы. - Бессоннная ночь, ранний вылет, всякое такое.

 

- Дурацкий самолёт, в нём невозможно спать. Пройдусь, - я надела кроссовки. Надо сказать, любимые. Fila Nebula. Дёрнула одну молнию, вторую. Вторая осталась статична.

 

- Что за небула твою мать? - рассердилась я. Женщина под литерой С глянула на меня с опаской. Так глядят на сумасшедших, которых ошибочно выписали из районного дурдома.

Я улыбнулась литере С очаровательной нервозной улыбкой Андрея Миронова из тематической сцены кинофильма Бриллиантовая рука. Ещё раз дёрнула. Молния прощально сверкнула и поломалась.

 

- Сашка! - возмущённо зашептала я, косясь на соседку. - Я не умею ходить в расстёгнутом кроссовке, он с меня падать будет! И босиком умею только на пляже! У меня с собой нет другой демисезонной обуви! У меня с собой резиновые тапки, горнолыжные ботинки и эти чёртовы филы!

 

- Починим в обувной мастерской, - зевнул Сашка, - отстань, я только задремал.

 

- Покажи мне, где в Боинге обувная мастерская?!!

 

- Кошмар какой-то, а не комфортабельный полёт, - рявкнул Сашка, - давай свою туфлю!

 

Я протянула кроссовок. Сашка дёрнул. Бегунок молнии остался в сашкиной ладони. С-женщина смотрела с нарастающим интересом. Сашка обсценно выругался и добавил:

 

- У Лёхи ноги как у жирафа. Сидит спокойно в хвосте самолёта, не стонет, не дёргается, не переобувается каждые десять секунд!!

 

- Надо переобуваться? - двухметровый Лёшка, тоже, вероятно, решивший пройтись, остановился возле нашего ряда. Кивнул мне: - Тебе привет от Юльки. Она книжку читает. Про испанский язык. Вы знаете, что Юлька изучает испанский язык?

 

- Лучше бы она испанскую инквизицию изучала. Сапоги у той инквизиции офигенные были, - пробурчал Сашка, вертя в руках филу. - Лёх, у тебя пассатижи есть?

 

- Ты порвал Олькины кроссовки? - восхитился Лёшка. - Тут пассатижами не поможешь. Тут новый бегунок нужен!

 

Я мрачно уставилась в пол. С-женщина хмыкнула и нырнула в сумку, будто в той крохотной дамской сумке прятался ящик с рубанком, долотом, золушкиным башмачком, грёбаными пассатижами, восемнадцатью бегунками превосходного качества.

 

Сашка бросил беглый взгляд на свой рюкзак - справедливости ради, довольно потрёпанный. С силой рванул боковую молнию. И получил второй сепаратный бегунок - неповреждённый.

 

- Гусар! - снова восхитился Лёшка. - А дальше-то, дальше что?

 

- В салоне полно бордеров. У каждого нормального бордера есть набор инструментов для борда.

 

- В ручной клади - инструменты для борда? Железные, острые, караул какие опасные? Бордеры, может, и нормальные. Но домодедовцы нормальные тоже! - заявила я. Одна ступня мёрзла, другая - нет. Данное обстоятельство лишало меня остатков некоего внутреннего равновесия.

 

Сашка молча протиснулся мимо меня и С-женщины. И пошёл по салону авиалайнера искать пассатижи.

 

- Не гусар - дурак, - сказала я Лёхе. И вместо В плюхнулась на освободившееся А. В иллюминаторе было очень много яркого солнечного неба. Совершенно не верилось, что за бортом минус шестьдесят два. Я отвернулась от иллюминатора, пристроила зябнущую стопу на В. Потянуло в сон. Прикрыла глаза и представила: пытаясь отыскать чехол со своими лыжами, я резво, как первоклассница, скачу на одной ноге вдоль транспортной ленты зоны выдачи багажа адлерского аэропорта.

 

- Лёгким движением руки брюки превращаются, превращаются брюки, - злобно процитировала я. И прикрыла глаза.

 

- Кто спал на моей кровати и сейчас там спит?! - сквозь восемь слоёв синтепона возмутились рядом.

 

Я встряхнулась, как собака, гоня с себя муторный сон про испанскую инквизицию.

 

- Держи. - Сашка протягивал филу с застёгнутой молнией, увенчанной рюкзаковым бегунком.

 

- Но он не того вида и не того цвета, - попробовала спорить я.

 

- Скажи ещё - не того вкуса. Убить тебя мало.

 

- Ты нашёл пассатижи?!

 

- Я бордеров нашёл. Четверых. Без пассатижей. Они удивились. Позвали стюардессу. Та тоже удивилась. И принесла чайную ложку.

 

- Что принесла?! - я окончательно проснулась.

 

- Ложку. Ничего особенного - ремонтировать кроссовок чайной ложкой. С бордерами и стюардами. На высоте одиннадцать тысяч метров. Правда, чувствуешь себя - впервые на арене цирка, нечто вроде.

 

- А разве впервые?

 

- Убить мало, - повторил Сашка. - Уйди с моего места. И обуй ногу. Аккуратнее. Сломаешь - сама пойдёшь ложку просить. Хотя тебе и половник принесут, лишь бы отвязалась. Снижаемся скоро.

 

 

В день, предшествующий убытию с отечественного горнолыжного курорта, ребята купили за поднакопившиеся мили два комфортных самолётных места у аварийного выхода - для меня и Лёшки.

Обратный рейс тоже был забавен. Сначала некая девица, находившаяся в хвосте салона Боинга, выяснила, что её бросил муж: вместе приехали в аэропорт, вместе прошли регистрацию, вместе... а потом муж пропал. Предварительно выключив телефон. Поняв, что на борт муж не поднимется, девица устроила истерику, её под белы руки вывели из самолёта - но вместо неё ввели спаниелей, натасканных на поиск взрывчатых веществ.

Спаниели веществ не нашли, борт взлетел.

И на мои ноги закапал конденсат. Я подозвала стюарда - он успокоил меня, что возле аварийного выхода иногда чуть не ниагарские водопады бушуют - и они, водопады, ничему не угрожают. Лёха попросил у стюарда стаканчик - собрать манны небесной и приобщиться. Получил стаканчик и демонстративно прислонил к стене, по которой тонко текла вода.

Затем возле санузла материализовался парень, как две капли воды похожий на Мика Джаггера. Когда он справлял нужду, я невольно вслушивалась - ждала, что он запоёт знаменитое Honky Тоnk Wonan. Не запел.

Зато запели две женщины, умудрившиеся напиться явно не манны. Судя по запаху - водки. Репертуар был так себе. Никаких wild horses. Исключительно младшие лейтенанты, парни молодые. Но я заслушалась. И нефигурально опрокинула Лёхин стаканчик. "Моя манна!" - завопил Лёха. Я шикнула на него - не мешай дамам самовыражаться! И забыла про конденсат. Вспомнила, когда полезла в матерчатую торбу. Она промокла почти насквозь. Я вторично наорала на стюарда. И он - под а-капелльный миллион алых роз - затеял пляски с салфетками.

 

- Какая интересная у тебя аура, Ольга! - ржал Алексей.

 

Ближайший иллюминатор был левее нашего с Лёхой козырного ряда. Я иногда поглядывала в него. Синевы не наблюдалоось. Была тьма, плотная, чёрная, замшевая, как моя наспех отремонтированная фила небула. Тьма, сквозь которую спустя несколько минут - и в который раз! - пробьются шустрые огни бодрой ночной Москвы.