Перцевая Людмила

О, великая немецкая культура, проникшая в мозг всякого интеллигентного человека! Даже если нынешний эрудит не очень жалует концертные, выставочные и читальные залы, против его воли в голове давно и прочно поселились Бах, Гендель и Вагнер со своими величественными ораториями; он, безусловно, знает Гофмана, братьев Гримм, Брехта и Генриха Бёлля, хотя бы слышал о короле математиков всех времен Гауссе, о величайшем живописце Альбрехте Дюрере...

А теперь возьмите простого, невежественного немца, застрявшего где-то в том времени, из которого явились сюда, на Волгу, его предки. Всё с той же неизменной речью, религией, вкусами и привычками, - этакий островок без связи с исторической родиной, без контактов - с новой, русской. Замкнутое пространство на берегу неперывно струящейся могучей русской реки, относительное благополучие без движения и развития, без высоких интеллектуальных потуг.

Всё те же имена - Брехт, Белль, Гаусс, Вагнер, Дюрер, Гримм, - но в романе это не великие движители истории и культуры, а свинопасы, мельники, обжоры и сплетники, готовые сжечь заживо того, кто посягнет на устоявшийся порядок и благополучие. Пусть это даже будет их соплеменник. Или их дети.

Вот такая культурологическая трансформация наблюдается в новом произведении Гузель Яхиной, так всех поразившей своим дебютом. Её роман "Зулейха открывает глаза" сразу был вознесен на пъедестал, обострив внимание читателя к последующим шагам молодой писательницы. Ожидания не обмануты. И тема - незаурядная, и приемы при подаче сюжета - нестандартные, и герои не так просты, как кажется на первый взгляд, и характеры - не очевидны. При стремительной увлекательности сюжета автор оставляет место (и требует нашего времени!) для раздумий и осмысления всего происходящего в романе. В жизни. В истории.

 

Роман написан о поволжских немцах, о том, как колонисты, живущие обособлено, не овладевшие даже языком приемной родины, переживают Октябрьскую революцию, трагический переворот всего устоявшегося в веках уклада. О том, что человек не обладает высокой пластичностью и не поддается никаким новым обстоятельствам, Яхина намекает предыдущим вроде бы мелким событием. К школьному учителю Баху является юная Клара, сбежавшая от отца, который увозил ее в Германию, чтобы повыгоднее выдать замуж. Деревня буквально встает на дыбы: пару отказываются венчать, травят Клару так, что она не смеет выходить из дому, лишают учителя работы и жилья. И все это - с осознанием своей силы и правоты.

Наступит время и с ними поступят так же: велят сдать скот в колхоз, урожай - на нужды города, перейти к общественному коллективному образу жизни вместо эгоистичного личностного. Главным диктатором и преобразователем будет в их деревне пришлый немец, горбун Гофман, с руководством в руках еще от одного немца - Маркса. Вот его то, посягнувшего на прежний уклад, они готовы сжечь заживо. Но согласны и в Волге утопить - что и происходит. Ломка силы - силой на этом не остановится, репрессии и восстания будут происходить повсеместно.

Но Яхина к ним уже равнодушна, она пристально следит за тем, кто стоит над схваткой: учителем Бахом, который на своем хуторе (то ли узилище, то ли крепости) любит жену, растит дочку, а потом и приблудившегося сынка-киргиза. Внешний мир в бытование на этом хуторе насильственно вмешается дважды. Первый раз, когда блуждающие беляки, ограбив хутор, изнасилуют Клару, и она, наконец, забеременеет. Второй раз - когда приплывет через Волгу уполномоченный, собирающий детей на учебу - и они сбегут от Баха к людям, к новой жизни. Оба раза вмешательство сколь трагическое, столь и спасительное: Бах на такое оказался не способен, увы.

А ведь был намек автора на то, что он из всех своих земляков обладает провидением, жаждет перемен! В самом начале романа Яхина рассказывает о том, что среди деревенских жителей только учитель Бах как-то неосознанно не удовлетворен своим бытием, наверное поэтому мучим необычной страстью: любит грозы! Люди бежали и прятались от грозы, "...Бах медленно шел ей навстречу. Небо, разбухшее от туч и оттого почти припавшее к земле, шуршало, трещало, гудело раскатисто; затем вдруг вспыхивало белым, ахало страстно и низко, падало на степь холодной махиной воды - начинался ливень. Бах рвал ворот рубахи, обнажая хилую грудь, запрокидывал лицо вверх и открывал рот. Струи хлестали по его телу....Молнии пыхали все чаще...не то над головой, не то внутри неё. Бурление в мышцах достигало высшей точки - очередным небесным ударом тело Баха разрывало на тысячу мелких частей и расшвыривало по степи".

Так в хилом заике-учителе автор иносказательно проницает будущую величину: в этом неказистом герое что-то вызревает под громовые раскаты! Вызрел сказитель, испугавшийся своего дара, наблюдатель, понявший, что против половодья - не попрешь...

Сразу признаюсь, написан роман хорошим свежим языком, выразительным, точным. Я ни разу не поморщилась ни на живописные длинноты (все они оправданы!) ни на философские или исторические отвлечения, ни на цитаты. На мой взгляд все они соразмерны, уместны, в меру - ожидаемы. А если вдруг, погрузившись в Волгу, герой наш не тонет, а в долгом подводном путешествии обзирает всё произошедшее с ним и с земляками, осмысливает и понимает всю вневременную суть этих событий, - читатель к этому сюрпризу тоже готов, воспринимает фантастическую сцену как художественное резюме романа. Хотя авторский эпилог - сухой, документальный, последует тут же.

Архитектуру романа можно было бы назвать искусственной, если бы не мастерское воплощение, не душевное волнение, переполняющее повествование.

Мало того, что в замкнутое, оторванное от жизни страны пространство помещена немецкая деревня Гнаденталь. Главный герой Якоб Бах, сделавший шаг в новую жизнь, к любви и творчеству, тоже оказывается в изолированном, оторванном от всех и всего хуторе, бегство с которого в мистическом предопределении невозможно! Все важнейшие события в его жизни - внутренние: любовь, трагическая несостоятельность в семейной жизни, немота, возникшая внутри этих отношений, переросшая в физический недуг, смерть жены в родах, обретение дочери... Внешние потрясения - революция, гражданская война, голод поволжских губерний - этого хутора не коснутся, он - самодостаточен и спасителен. Но как деревня не может остаться в стороне от великих и трагических событий, так и хутор не в состоянии уберечь своих обитателей от жизни. Его изнутри, как росток ореховую скорлупу, взрывают дети, которые тянутся к бурлящей преобразованиями действительности. Они уходят в интернат, совершенно счастливы там, и старик вынужден с этим смириться.

В романе кроме основной сюжетной линии много значимых, прямо-таки философских тем. Неожиданно пробудившееся творческое начало сперва возносит Якоба Баха, одушевляет его, а потом - опять же самым фантастическим образом - оглушительно возвращает на землю. Он по требованию революционера Гофмана начинает сочинять сказки, вернее - вдыхает новое наполнение в старые сюжеты. И вдруг замечает, что все самое страшное и самое прекрасное воплощается, претворяется в жизнь. Эта ответственность художника за свои творения из метафорической превратившаяся в реальную так пугает его, что он больше не может писать. Не хочет. Страшится последствий!

Еще один вьющийся вокруг основного сюжет связан с вождями, которые как-то причастны к тому, что происходит на земле, но эти две ипостаси - идеологическая и реальная, житейская, так далеко разведены, так оторваны одна от другой, что просто диву даешься! И если деревенские жители одарены именами значимыми, высокими, коих они может быть и недостойны, то вожди пребывают в этом романе вовсе без имен. Их действия не корреспондируются ни с жизнью, ни с идеями, они хаотичны и логике не поддаются. Хороший прием! Он позволяет, кроме всего прочего, вольно фантазировать о том, что думают и как чувствуют исторические герои ...без персонификации.

Актуальная тема миграции народов обыграна в этом романе ...насмешливо. Не Германия бьется с засильем нахлынувшей голытьбы в свои благословенные пределы, а немцы ищут для проживания благодатные края. С распростертыми объятиями их встречает императрица-немка: "Дети мои! - зычно кричит она, гарцуя перед строем озябших в пути переселенцев. - Новообретенные сыны и дочери российские! Радушно принимаем вас под надежное крыло наше и обещаем защиту и родительское покровительство! Взамен же ожидаем послушания и рвения, беспримерного усердия, бестрепетного служения новому отечеству! А кто не согласен - пусть нынче же убирается обратно! Гнилые сердцем и слабые руками в российском государстве - без надобности!.." Скажите мне, кто из нынешних политиков способен на столь же прямодушное приветствие? А по сути, всеми своими действиями, именно благо своего государства все они держат в уме в первую очередь, а не какие-то гуманитарные ценности и заботу о беженцах.

Хочу отметить еще одно обстоятельство, расположившее меня в пользу этого романа. Здесь почти нет политических спекуляций, которые так легко рождаются в сопоставлении давних исторических событий - с идеологией и моралью сегодняшних дней. Есть в конце романа основательные комментарии к упоминаемым событиям, историческим лицам и местам, что придает художественному произведению солидности и основательности. Есть, наконец, благодарности автора большому кругу лиц, помогавших в работе над романом, что не умаляет достоинств автора, но тоже убеждает читателя в серьезности редакторской работы. Такая честность дорого стоит.

Самое замечательное в романе, на мой взгляд, образы детей Анче и Васьки, их неповторимые характеры даны в развитии, освещены любовью поневоле ставшего им отцом главного героя. Без лишнего философствования преподана главная суть и смысл бытия: благо в жизни то, что хорошо для ребенка, что открывает простор для его развития. А уж как сделать ломку-стирку наименее болезненной, чтобы вместе с грязной водой не выплеснуть ребенка, человечество, кажется, до сих пор не понимает. Автор романа - тоже, и лишнего не говорит, зря не резонерствует.