nyck28

В тему Мамаевского вброса в альбом родился маленький рассказик.

Давно дело было. В ту пору народы одной третьей части суши строили новый мир и боролись за признание на остальных двух третях. И борьба эта простиралась на все их, народов, дела и помыслы. В труде и учёбе, в искусстве и ремесленничестве, в здоровье и спорте – везде нужно было быть первыми и лучшими. О спорте и речь пойдёт.

На одном секретном - пресекретном заводе… Да, да. именно пресекретном – не чайники с мясорубками, чай, выпускали, а разрабатывали, ой ты батюшки, двигатели для космических кораблей и самолётов большой дальности. Через тот завод и посёлок секретным был, и город закрытым славился, и военных в нём, без кителей и погон по улицам через одного прогуливалось.

Так вот, устроили на заводе том кросс лыжный, грандиозный и масштабный, как тогда принято было. Чтоб массовость набрать, отгулов участникам понаобещали, а победителям – кубки и премии в конце квартала. Ну, кубки да премии – вещь хоть и соблазнительная, но, сродни коммунизму строящемуся, туманная и несбыточная, а вот отгулы – это наше всё. Ну и набежал народец в воскресенье на лыжную базу. Стоят, все как один, под февральским ярким солнышком, в костюмах шерстяных, спортивных, с инвентарем, салом да свечками намазанным. Снежную пыль вдыхают в едином порыве, да политинформацию слушают. Одним словом – трудовые резервы.

Затесался в толпе, неприметный с виду, немолодой уже работник испытательного цеха. В спортсмены он, прямо скажем, не годился, да и не метил, но отгул – есть отгул. Щупленький, лысенький, хроменький – одна нога короче другой аж на шесть сантиметров, а всё одно, с лыжами да при трениках. Молодёжь цеховая, остра на язык, всё подтрунивали, ты, мол Дед Лысюк – чемпион у нас, вон и номер аж четвёртый. А он отнекивался: «Ну что ж, ну четвёртый, что с того? Вы бы не лезли толпой на судью, когда номера выдавали, так глядишь и вам чего поприличнее 113 –го досталось бы.

А надо сказать, в лыжах первые номера принято лидерам выдавать. Чем меньше у спортсмена цифр на груди, тем его сила беговая сильнее. Поэтому 1-й номер выдали молодому специалисту из дирекции Коноваленко, 2-й номер – не менее молодому и перспективному специалисту из ОКБ Низкодубу, а номер 3 достался работнику Правкома Гуменюку. Хоть весь завод и знал прекрасно, что все эти Коноваленко, Низкодуб и Гуменюк не специалисты никакие, а приглашённые армейские разрядники, которым до мастеров два оврага да равнинка осталась, но спорить смельчаков не было. Все и так понимали, кто на заводе в первых местах – Дирекция, ОКБ и Правком, им и кубки из нержавейки, им и премии в конце квартала повышенные, а остальным и морозца с ощущением грядущего отгула вдоволь.

Четвёрку тоже придержали поначалу, чтобы ещё кому значительному вручить, да не нашлось таких, а когда толпа молодых да рьяных лыжников свои номера повыхватывала и отступила, тут дед Лысюк и прихромал. Так и получилось, на стартовой первой линии – трое саженей косых из армии выписанных, да дед хромой.

Обступили болельщики стартовую поляну, из-за ограды визг да хохот, все пальцами тычут да животы рвут: «Ты, дед Лысюк, того, мальчишек не обижай, а то как стартанёшь с форсажем». «Судья, отбери у деда палки-то, не спортивно это, он их и без палок уделает». «Эй, хлопцы, цепляйтесь деду за хлястик, он вас до финиша провезёт, если в сугроб не свалитесь». «Лысюк, наша бригада все отгулы тебе отдаст, если к финишу первым будешь». «Хромый, вторую ногу не включай, на одной справишься».

Ну поутих гул, умолкли хохмачи, музыка торжественная заиграла и грянул выстрел. Взорвал снежную гладь поляны сотнями взметнувшихся лыжных палок. Взвилась снежная пыль, заволокла стартующих, только хруст наста, да стук лыж деревянных друг о друга из белого облака доносится. Так, объятые пургой собственных ног, и понеслись лыжники в лес, а за ними, будто не поспевая, кутерьма блестящая удалилась. Рассеялось облако, а на поляне Дед Лысюк лежит. Затолкали в спешке его, повалили, лыжа с ноги слетела. Снова прыснула толпа. За животы схватилась. «Ай да чемпион, ай да спринтер!» Судья подошёл к деду, поднял его на ноги, помог лыжу обратно пристегнуть да подтолкнул легонько, крикнув в толпу: «Дед-то справедливый. Фору детям дал!» Похромал дед Лысюк за остальными, под хохот и окрики в лесу скрылся.

Убежали спортсмены, толпа рассеиваться начала, кто детишек на санках пошёл катать, кто через косые тропинки на перерез гонке отправился. Кто в буфет – чаю или покрепче чего попить. Гонка на 10 километров, так, что через час не раньше вернутся. Торопиться некуда.

Много ли, мало времени прошло, а только пришёл час у финишного створа собираться, он с другой стороны от поляны стартовой располагался. Потянулся народ за оградки заранее приготовленные. Встали длинным коридором вдоль лыжни, метров на сто, а в конце ворота с ленточкой красной, и судья с секундомером.

Длинная финишная прямая. Почти километр по прямой просеке. Снег с неба валит, за прошедший час усилился, сливается вдали в туман белый, финишеров прячет. Народ на часы поглядывает в нетерпении, уж сорок с лишним минут прошло, а не видать ещё никого.

«Ну где эти разрядники, околеешь не дождёшься.» «Не заблудились ли? Они ж поди первый раз здесь бегают» «Уже финишировали, что не видели, что ли?» «Точно, все уже прибежали, один Лысюк остался на трассе». «Гляньте, вон бежит кто-то…»

В снежном тумане появилось сначала мерцающее тёмное пятно, которое, увеличиваясь в размерах, становилось всё более похоже на фигуру человека. Лыжник был один, он вскидывал одновременно руки с палками и, опуская их перебирал ногами, делая за каждый взмах шага два-три. Так бегут, когда силы в ногах уже не осталось. Когда всё уже истрачено в гонках не упасть на финише не даёт только спортивная злость и воля к победе.

«А молодец на сорок пять минут бежит», - сказал кто-то.

«Номера не видать? Номер-то какой?» - подал голос кто-то из Правкома.

«Да не ваш это. Ваш в петушке треугольном был, а этот в шапчёнке круглой вроде,» - нехотя отозвались из дирекции.

«Круглая – это наша. Наш в шапочке с тесёмочками был. Тань, представляешь, если это наш!» - размечтались в ОКБ.

Фигура лыжника приближалась, было в её движениях что-то странное, забавное и странно знакомое. Что-то неуловимо понятное, навевающее на мысли о неловкости при разглядывании инвалида на улице или смущения от того, что его ковыляния выглядят забавно.

«Лысю-ю-юк!» - крик взлетел где-то вдали, на середине невероятно длинной финишной прямой, ставшей ещё более длинной из-за снежного марева.

«Лысюк, Лысюк, Лысю-юк!» - всё больше голосов подхватывало, волной подкатываясь в линии финиша. Люди вдоль лыжни вскидывали руки вверх, подпрыгивали, как будто помогая каждому шагу уставшего лыжника. Голоса усиливались, сливаясь, выстраиваясь в стройный, скандирующий одно, хор: «Лысюк! Лысюк! Лысюк!» Сила крика разметала снежную мглу, переливаясь металась между деревьями, подгоняя, подталкивая, вынося к финишу хромого спортсмена. Он, словно почувствовав прилив этой силы в ногах, вдруг выпрямился и чётко, мастеровито начал отталкиваться двумя руками на каждый шаг. Теперь он уже не ковылял, он летел к заветной красной ленточке в финишном створе, которая нетерпеливо трепыхалась на ветру. Люди, мимо которых он проезжал, с криками перелезали через деревянные низкие заборчики, которыми была огорожена лыжня и бежали следом, не переставая радостно скандировать. Всеобщая радость охватила всех заводчан и даже дирекцию, ОКБ и Партком, чьи засланные казачки пока ещё даже не появились вдали.

Финишировал общий чемпион, победитель, триумф которого вместе с вскинутыми вверх руками увенчался порванной финишной лентой и неловким заваливанием набок. Толпа догнала его лежащего и жадно хватающего ртом морозный воздух, подняла на руки и с криками «Победа!» «Лысюк –чемпион!» «Молодец!» понесла по поляне.

Победил совсем не тот, кто был должен. Вернее, победил тот, кто был не должен победить, но всех это на данный момент совершенно устраивало. Нежданное чудо всколыхнуло общую радость, и уже совершенно не важно стало, кто там бежал вторым и третьим, не важно было, что победитель был от испытательного цеха, не важно, что хромой и старый не мог обогнать молодых подготовленных спортсменов, которые в недоумении пытались отдышаться после финиша, лишённые и внимания, и венков с наклеенными цифрами, символизирующими места.

Позже были и награждения, и вручение кубков, и поздравления победителей. Деда Лысюка конечно же дисквалифицировали – не дело на десятикилометровой гонке пробежать два с половиной. Он все тропинки в этом лесу знал как свои пять пальцев, вот и срезал чуть-чуть.

Да ему и не нужны были эти призы, свой отгул он заработал, «За волю к победе» грамоту получил,

а уж народной любви и внимания обрёл сегодня на десятерых. Слушая гимн в честь победителей, сжимая в руках чашку с парящим, но подозрительно пахнущем чем-то алкогольным, чаем, он усмехался, да приговаривал: «А вы, тетёхи, говорили четвёртый. Да мне нулевой номер давать надо.» А все вокруг хлопали его спине, по плечам и продолжали поздравлять и восхищаться: «Ты, Дед Лысюк – Народный чемпион!»