Топорков Иван

(читаю стешок «_____ ОСЕНЬ _____», который изваял Роман Рудуш)

Если читать подряд закавыченные строчки, получится прочесть всё стехотворение...

 

***

 

«Позолота, кругом позолота,»

– Ага! Точно про осень стих будет. Куда же без позолоты.

 

«Воздух дышит предчувствием сна,»

– А-а-а! Нет! Это предсказание конца света. Воздух уснёт и всё! Всем кранты. А пока он ещё дышит и вода пока пьёт, наверное.

 

«Расплескались багрянца красоты»

– Ой. Опять вроде про осень. Багрянец опять же и его красоты разные. Их, красот, у него, у багрянца, штук сорок или даже сто. Короче, весь в красотах он, багрянец-то.

 

«По озёрам в мерцаниях дна.»

– От же ж, блин! Он (багрянец) красоты по озёрам разбросал и они все утопли! На дне лежат утопшие. Чего тут красивого? Некрофилия какая-то.

 

«Чуть прохладное синее небо»

– Чуть прохладное... Насколько, интересно, прохладное? На какой чуть?

 

«Сквозь узор оголённых ветвей,»

– О-па, опять про осень автор вспомнил.

 

«Где нас солнце вчера ещё грело»

– Стоп. Кого их (нас), как автор заявляет, вчера солнце в небе грело? И чего они в небе делали? А-а-а, они, наверное, дельтапланеристы и теперь в небе мёрзнут...

 

«Там сегодня затих суховей.»

– Афигеть, однако. Там, в небе, где на днях автора грели, теперь суховей затих! То-то, я смотрю, ни одного суховея в небе не видно. Обычно их штук десять-двадцать там болтается, а нынче ни одного. К дождю, наверное. Осень же. Теперь там, в небе, одни мокровеи будут болтаться.

 

«Не слышны уже трели и щебет»

– Ясен перец, раз уж суховей затих, то и трели спеклись, а щебет, тот вообще, скорее всего гикнулся.

 

«В небе слышится клик журавлей.»

– Про клик журавлей это ещё бабушка надвое сказала, а вот то, что автор по клавишам активно кликает, это хорошо видно.

 

«Багровеет осиновый трепет»

– Во как! Уже и трепет побагровел... Того и гляди «кондратий» его хватит.

 

«Увядает соцветье полей.»

– Всё. Окончательно наш автор сбрендил. Уже и поля у него в соцветья собрались. На одном стебельке. Осиновом...

 

«Засыпают шмели и стрекозы,»

– Прям на лету. И сыплются автору на голову.

 

«Затихает их гул-перегуд»

– Это точно. Летом-то вообще ничего не слышно, кроме гула стрекоз и перегуда шмелей. Они, шмели, летом завсегда перегуживаются между собой. А от стрекоз такой гул, куда там авиалайнерам.

 

«Листопадом дубы и березы

Словно искрами осень зажгут.»

– Поскольку остальные деревья не упомянуты, то автор, похоже, считает их вечнозелёными, тополя и клёны в том числе.

 

«В миг, сжимая затихшее время,

Золотится зеленая явь,»

– А тут уже пошли парадоксы времени и пространства: зелёная явь зазолотилась и сжимает время. А красный сон завсегда серебрится и время обычно растягивает.

 

«И в прощальном покое желтея

Остывает несмелая зябь.»

– А вот тут уже и "гумно зажурчало", как писала одна паитеса. С какого такого перепугу зябь, т.е. поле перепаханное осенью для ВЕСЕННЕГО посева, вдруг пожелтело? У него желтуха началась? Потому оно, поле, и несмелое такое – на людей не кидается, мышей не ловит, лежит себе и остывает.

 

«По земле от края до края

Стелет осень свой дивный ковер,

Самым ярким пожаром пылая

Распахнула бескрайний простор.

 

Застилают туманы дороги

Поволокою словно во сне -

Ждут морозов, ждут вьюжной тревоги

И прощаясь уходят к весне...»

 

– В финале наш автор, исчерпав запасы буйной фантазии, переходит к банальным штамповкам по мотивам осени: ковёр, пожар, простор и прочие туманы в преддверии морозов и вьюг, которые обязательно будут зимой, о чём автор нам обязательно напишет. И, будем надеяться, обязательно нас повеселит, впихнув между снегами и серебром какую-нибудь изысканную штуковину про то, как заколосились озимые – их же в зиму сажают, когда им ещё колоситься-то?

 

***

 

 

Сижу, читаю