Сорокин Владимир

По финалистам «Лицея» в поэзии. Начнём с того, что я прочитал только три или четыре сборника полностью, сборники остальных не нашёл и читал подборки в сетевых журналах за 21-22 годы. Уверен, это одни и те же стихи. Тем не менее, в моём обзоре могут оказаться цитаты из стихов, не вошедших в сборники.

Теперь немножко о нас как о критиках. Тут у нас очень разные подходы. У тебя все авторы хорошие, у меня все они плохие. Ну, почти все. Не беда, я готов сыграть роль «злого полицейского». Только не будем забывать о том, что это всего лишь роль.

Приступая к чтению, ты благожелательно относишься к незнакомому тексту, предполагая в нём значимое высказывание. Иногда бываешь разочарована, но не более того. Будет новый день и новая книга. И тебе, как я вижу, это не мешает писать роман.

Я скептик, который изначально подозревает, что ему подсовывают какую-то ерунду, единственная задача которой — отвлечь его от работы над собственным текстом, а она и без этого продвигается медленно. Правда, я честный скептик. Если автор меня всё-таки переубедит, в своей рецензии или отзыве я вознагражу его сполна. А вот если нет…

Конечно, я немножко утрирую, но немножко. Поэтому, читая столь же быстро, как и ты, я редко берусь за новую книгу. Долго думаю о том, надо ли пускать кино этого автора в свои мысли. В конце концов, художественное переосмысление собственного житейского окоёма, выступающего во всяком писательстве единственным источником абсолютно уникальной информации, тоже требует времени, а литературный багаж у меня и так не маленький.

Но иногда интерес к тому, что происходит в современной литературе побеждает мою логику. И в последнее время это происходит всё чаще.

Выяснив разницу наших подходов, переходим к финалистам.

 

Раньше я не интересовался премией «Лицей» и не читал подборки её финалистов, поскольку моё отношение к официальному литературному процессу в нашей стране всегда было очень прохладным. Ты об этом знаешь. А в нынешних условиях, когда возможность свободного художественного самовыражения ограничивают уже законодательно — тем более. К тому же довольно долгое время в моём представлении творчество молодых поэтов преимущественно сводилось к беспросветному авангарду, в котором я не мог обнаружить свежей эстетической информации. Конечно, я не говорю обо всех, да только основной тренд был таким. И мне он совсем не нравился.

Но когда тебя пригласили в блогерское жюри нынешнего сезона конкурса, и ты выложила список финалистов в номинации «Поэзия», сборники которых вам предстояло оценивать, я решил воспользоваться случаем и познакомиться с творчеством молодых поэтов, уже прошедших суровый и беспристрастный отбор, отсекающий, по крайней мере, явную графоманию.

В общем, начал читать.

 

Наверное, самое время попытаться сформулировать общее впечатление от прочитанного. Но сделать это не так просто.

Дело в том, что общее впечатление менялось в процессе чтения. Менялось и отношение к авторам. Я начал с Ксении Август, затем читал Мирославу Бессонову, Дарью Ильгову — просто по порядку, они были в верхней части списка. Первое впечатление было очень хорошим, я даже писал тебе об этом. Мне импонировало внимание молодых авторов к поэтической форме, то есть просто к стиху. Рифма, мелодика, построение фразы — с этим дело у них обстоит на удивление неплохо. После белого шума авангарда, на целые десятилетия заглушившего истинный голос русской лирики, удивительно и радостно было услышать внятную, чистую и нежную музыку силлабо-тоники в исполнении целого ряда молодых поэтов.

Не знаю, читала ли ты обзор обсуждаемых нами произведений финалистов от колумниста портала «Год Литературы» Ольги Лапенковой. Ссылка была в паблике конкурса. Со многими из её оценок я не согласен, однако в сложном вопросе выбора победителя мы с ней, похоже, совпадаем. Так вот, она в характерной манере вездесущей и уже порядком приевшейся постиронии обозначает основной тренд финала таким образом: «очень много старомодной силлаботоники».

Я сказал бы иначе — речь идёт о триумфальном возвращении классического звучания русского стиха. И это не только чистая и беспримесная силлабо-тоника. Я никогда не делю поэтическую строку на стопы, равнодушен к ямбам, хореям и прочим размерам, легко допуская свободное смещение ударения внутри строки. Определяющими инструментами в данном вопросе являются только голос и слух.

 

Можно утверждать, что на этом фестивале классическое звучание победило в командном зачёте. Новые варианты внутри мелодического канона оказались интереснее аморфной словесной массы. И вклад трёх упомянутых поэтесс в эту победу весьма значителен. Ещё не прочитав тексты других финалистов, я почему-то был уверен в том, что своего победителя мне придётся выбирать из этих троих. И я начал присматриваться к ним внимательнее. Форма формой, но о чём эти стихи? Тут меня накрыло разочарование. Смысл сказанного, если отвлечься от экспрессивного способа его подачи, нередко оказывался банальным, а то и попросту конформистским.

 

Тексты Ксении Август очень мелодичны, однако написаны книжным, условным языком, который ничем не напоминает об окружающей нас реальности. Ну, если не учитывать топонимику Кёнигсберга, которая в некоторых текстах встречается. На вневременную глубина поэтического высказывания как-то не тянет, мораль традиционна и консервативна, в результате получается нечто иллюстративное и фоновое — вроде благозвучной, слегка волнующей, но не цепляющей намертво музыки. Такие стихи очень даже могут найти своего читателя. Только им буду не я.

 

Мирослава Бессонова покорила меня виртуозно сделанной строфой с тавтологическими рифмами, которые звучат очень свежо и превосходно работают на раскрытие содержания:

 

в украденный отрезок от всего дня

вместив холодный душ и голый завтрак,

ты думаешь — всё сбудется сегодня.

но может быть не сбудется и завтра.

 

Смотри, как это сделано – взгляд читателя неизбежно спотыкается о странность «всего дня», и тут его словно холодный душ окатывает «Голый завтрак» Берроуза со всем соответствующим пластом контркультурной информации (конечно, если он знаком с этими вещами, но это не забота поэта). Мне приятно осознавать, что андеграунд в финале премии был представлен, хотя бы в виде такого партизанского намёка. Правда, я не знаю, вошло ли это стихотворение в сборник, поскольку наткнулся на него в сетевой публикации.

Маленькие тексты Бессоновой весьма изящны, первоначально именно она была лидером моего рейтинга. Но у них есть свой недостаток. Вернее, для меня это недостаток — они слишком короткие. На мой слух, многим стихотворениям не хватило разбега для того, чтобы высказывание прозвучало в полную силу. Тем не менее, качество стихов и направление поиска мне очень понравились:

 

не выпускай меня в беде

раз бьешься об заклад

что люди ходят по воде

а не летают над

 

За дальнейшим творчеством Бессоновой мне хотелось бы следить. Надеюсь, так и будет.

 

Стихи Дарьи Ильговой, которые тебе понравились, действительно превосходны по звучанию. Именно у неё классическая традиция возвращает себе важнейшее своё качество — фонетическую значимость каждого произнесённого слова. Иногда у Ильговой слова умеют звучать по отдельности, и с технической точки зрения это замечательное достижение, я люблю такое.

Остальными художественными средствами она пользуется не столь умело, красиво выделенные звукописью слова не открывают новых граней смысла, а образы часто выглядят набором заезженных штампов, которые при этом никак не обыгрываются и остаются штампами — «храма белоснежный монолит», «Отечества достойные мужи» etc.

 

 

Отсюда вырастает моя главная претензия к ней — я ей не верю. Её лирическая интонация представляется мне насквозь литературной и фальшивой. Ну не может современная образованная женщина мыслить категориями женщины средневековой. Модерн, а за ним постмодерн были не просто так. Вернее, может, конечно, если это ей зачем-нибудь нужно. Мысль о конъюнктуре возникает первой. Тексты Ильговой сделаны тщательно. Они очень хорошо продуманы – и в том, что касается версификации, и в идеологическом ключе. Их темы идеально совпадают с генеральной линией нынешних партии и правительства — семья, Господь, предки, чувство единения с народом, покорность судьбе, которая доходит до какого-то неприличного мазохистского экстаза:

 

Измученный и жертвенный народ,

Овеянный прощением и тайной.

Он на костер прощальный, погребальный

В который раз не сетуя взойдет.

Стоишь и века крутится спираль

И всех так жаль, так бесконечно жаль.

 

Бросаются в глаза избыток мелодраматического пафоса и полное отсутствие саморефлексии по поводу измученного народа. Хотя вопросы возникают. Кто его так измучил? Кому он приносит себя в жертву? Впрочем, поэтесса предпочитает говорить о народе в третьем лице. Ей его жаль. А я не могу избавиться от стойкого ощущения искусственности её речи.

Да, и солдатики где-то были, причём в очень характерном для пропаганды контексте, и это в 21-м году. То есть ещё до, а не после. Идеально развитое чувство тренда. Понятно, она пишет для фестивалей, а среди них сейчас много патриотических.

 

Премия Лицей 2024 поэзия Дарья ИльговаНесмотря на сходство определённых мотивов, связанных с общими положениями православной церкви, я не спешил бы говорить о перекличке стихов Ильговой с твоими. Сначала обратил бы внимание на их различия.

Твои стихи, в которых звучит данная проблематика, создавались в совершенно другой ситуации. Крым находился в составе Украины, русская культура подвергалась медленному вытеснению, мы сопротивлялись. При любых украинских президентах официальный идеологический тренд был националистическим и антирусским, а мы находились в оппозиции. И никакие российские структуры нас не поддерживали. Само собой, любые твои или мои высказывания были абсолютно свободными и независимыми. Мы тогда не могли даже представить себе, что может быть иначе.

 

 

Религиозные темы, личное понимание темы семьи и отношений между людьми органично и деликатно вплетаются в общую канву твоей лирики, по преимуществу романтической, наполненной яркими красками и деталями, предлагающей непосредственное чувственное восприятие окружающего со всеми его тайнами и драматическими нюансами. Этика для тебя является продолжением эстетики, что естественно для поэта.

Дарья Ильгова пишет в то время, когда настойчиво декларируемая ей система взглядов стала частью агрессивной государственной политики, а её оппоненты подвергаются преследованиям, в том числе уголовным. Владение изобразительными приёмами, как я заметил выше, не является сильной стороной её творческого метода. Она предпочитает работать с простыми понятиями, которые вколачивает как гвозди — с однозначностью, не допускающей вольных интерпретаций. Бог для неё — не великая тайна, а просто начальник. Родина, семья, предки, единый народ. Сопротивление бесполезно. В лучшем случае это тема для бесхребетной иронии:

 

Не постичь нам замысла Господня.

Что же ты задумался сегодня

О природе знаков и вещей.

Друг мой, в нашем райском огороде

О свободе мысли и свободе

Лучше и не думать вообще.

 

Вперёд, не поднимая головы. На погребальный костёр. Без вариантов.

Между тем, христианство вообще-то о духовной свободе.

Итак, я вижу два совершенно разных нарратива. У тебя — христианский, творческий и внутренне раскрепощённый. У Ильговой — конформистский, скрепный, государственный. Перекличка между ними имеет исключительно терминологический характер. Думаю, у Ильговой всё быстро поменяется, как только официальный запрос будет другим. А у тебя — нет. В этом главное отличие.

 

Хорошо, коль скоро я ударился в полемику, позволь сказать ещё об одном авторе, который тебе понравился, а меня возмутил.

Артём Ушканов — лидер моего антирейтинга, последнее место в списке. Вот ты его цитируешь и спрашиваешь — как оно? Я тоже процитирую — и расскажу:

 

цель цельсия не нагрев, но прорыв — пробить темя

термометру

в темноту вести по сантиметру красную ленту

ловя

бесконечность как последнюю волю ноля

за которой инея кисея

ткать

не клети-клетки понятий, а cells (кельи)

прислушиваться к молитве в каждой из них

словно к пению птиц расписных

в скрипящей калитке-клетке

из литья вызволить фить фить или подпалить

фитиль крыльев

вслед крик: лети пылью!

Лети

 

Повышенное внимание к случайным поверхностным созвучиям, которыми всегда изобилует язык, я считаю методом вульгарным и мошенническим, а «прислушивание к молитве в каждой из них» — опять-таки поклоном актуальной повесточке. Наших молитв ждёт прежде всего политическая элита. Потому что они означают нашу лояльность и готовность на всё. Может быть, Бог ждёт от нас не молитв, а прямого действия, направленного на преодоление ограниченности нашего бытия? Просто ждёт нас, пока мы лоб расшибаем?

Нет, я прекрасно понимаю молитву как состояние души, но сейчас просто вынужден говорить о другом. Время такое. Нас постоянно пытаются поставить в положение раба перед господином.

 

Хождение извилистыми путями авангарда, говорение на птичьем языке низводит современную поэзию до уровня странного увлечения кучки безобидных идиотов.

Действительно, с какой радости я должен вникать в это произвольное сплетение словосочетаний, пытаясь постичь тонкости душевной организации автора, видимо, совсем не желающего меня увлечь? Чем поэт может ответить на интеллектуальные и духовные вызовы нашей эпохи? Звукоподражанием «фить фить»? Маловато будет.

Этого было полно ещё у Хлебникова, но временами настоящий нарратив у него прорывался, и тогда он писал «Молодчиков-купчиков» и другие сильные вещи. А затем появился пошлейший Вознесенский и подсадил пишущую братию на эстрадное кривляние. Не продохнуть стало от всякого рода «метаиронистов», навсегда заворожённых рифмой «колобок — лобок». Но всё меняется в этой жизни. Я думаю, что авангард — это не поэзия будущего, это дискурс прошлого. Гораздо больше открытий обещает путь Александра Блока, соединявшего традиции высокой классики «золотого века» с интонационными и мелодическими находками «городского романса». Впрочем, там видно будет.

 

 

Мне как читателю стихотворения нужны только две вещи — хорошо построенная фраза, глубокая, нежная и хлёсткая, которая сразу «возьмёт меня за горло» (выражение Бродского) и яркая запоминающаяся мелодия, которая не позволит эту фразу забыть. В этом случае мои мысли будут периодически возвращаться к однажды прочитанному тексту, он станет фактом моей интеллектуальной, а там, глядишь, и духовной жизни. Стихам Артёма Ушканова это не грозит.

В списке финалистов я нашёл одного автора, соответствующего этому требованию. Только одного, но нашёл. Не будем забегать вперёд.

 

Раз уж такое дело, давай пробежимся по мужской части списка. На мой взгляд, она явно слабее женской, и это характерная черта современной поэзии. Причина мне понятна. Мужчинам надлежит делать мужскую лирику, а не следовать трендам культуры унисекса. Она не для них. Её задача как раз и заключается в подавлении как мужской сексуальности, так и мужской интенции.

Похоже, здесь это понимает только Артём Рагимов. Он последовательно пытается выдавать мужскую поэзию и называть вещи своими именами. В этом хочу его поддержать, хотя получается у него пока не очень. Местами слишком просто, местами грубовато. Образ брутального мужика — это не самое интересное решение проблемы, иногда хочется услышать лирическую ноту или философскую сентенцию. Едва ли резкость и прямолинейность являются качествами, в которых выражает себя маскулинность. Скорее это сила, нежность и дерзновение.

Однако в стихах Рагимова чувствуется хороший потенциал. Иногда в них появляются образы, исполненные хтонической мощи. Мне особенно понравилось стихотворение о бороде:

 

я ножницами срежу колтуны,

удобрю её маслом

и закручу усы: они покажут,

откуда ждать грозу.

 

Я отпущу густую бороду

до выжженной земли,

чтобы однажды задушить ей

своего врага.

 

Вот метафора, достойная поэзии скальдов. Это хорошо, ничего не скажешь. Искренне желаю Артёму дальнейших успехов.

 

Идём дальше и открываем стихи Василия Нацентова. Ага, вот и появились грустные пейзажи. Русская тоска, куда же без неё? И всё так литературно и вычурно! Только уже было. Всё, что делает Василий Нацентов, очень похоже на столь же унылые сентиментальные миры Николая Рубцова и Бориса Рыжего. Нет, чур меня! Я не хочу «жить печалью чахнущей травы». В моём восприятии на всём этом лежит неистребимая печать вульгарности, никакой водочной слезой не смываемая.

 

Добро, попытаемся отдохнуть в гостях у Леонида Негматова. У него повеселее, автор сразу же ошеломляет нас чудесами, среди которых «птиц мурмурация», «лист индигоферы» и много другого, не менее удивительного. Мы понимаем, что автор коллекционирует редкие слова, а затем щедрой рукой рассыпает их по своим текстам, обогащая тем самым наш читательский лексикон. Конечно, спасибо ему за это, но это единственное назначение его стихов, которое стало для меня очевидным. По сути дела, Негматов показывает нам какие-то слайды, но ничего не сообщает. За этим ворохом произвольных образов и метафор видна определённая расчётливость, однако не чувствуется настоящей жизни. Значительную часть текстов занимают гулкие и не достигающие цели монологи за всё хорошее. Даже тщательно прописанный среднеазиатский колорит не спасает.

— Вы пришли на представление, мы показали вам несколько фокусов. А чего вы хотели? Трудного разговора о главном? Извините, это не к нам.

— Да, мы уже поняли.

 

Небольшие эстетские стихотворения Степана Султанова, изобилующие экскурсами в исторические и мифологические дали, мне в общем-то понравились. По крайней мере, у автора присутствует хороший вкус и нет проблем с изобразительностью. Он не мучит читателя избыточной игрой слов, претенциозными метафорами и сентиментальными излияниями, а сразу делает ему красиво. Это честно.

 

Когда заря рождается в Афинах,

Воды на улицах как не бывало.

Ночная рыба плещется в колодцах,

И пахнут йодом белые цветы.

 

С другой стороны, в какой-то момент весь этот античный эскапизм с примесью живописного сюра начинает подбешивать. Позвольте, это действительно поэзия двадцатых годов двадцать первого века? У нас за окном происходит много интересного, а лента новостей напоминает хроники ада. Неужели не появляется желания сыграть на контрасте? Прозрачный слог становится ещё прозрачнее, когда в книжный язык врываются сводки из полицейских участков. Или сообщения из военной хроники. Ну, или лексика современных подворотен. Может быть, даже обсценная. Не понимаю, почему никто из молодых авторов этого не делает. А пока скажу так: гламурненько. Но слог хорош, читать буду.

 

Подходим к финалу моего обзора. Здесь я покажу поэтические строки из прочитанного, вызвавшие у меня наибольшее отвращение. И строки, которые понравились больше всего остального.

Первые принадлежат перу Агнессы Перловой. У меня это второе место снизу, вторая позиция антирейтинга. Хуже только Артём Ушканов, но в принципе это одно и то же – манерность, неприятное жеманство, абсолютная замкнутость в собственном маленьком мирке, для меня попросту скучном:

 

и воздух снова

пахнет кровью,

а кровь стекает

карамелью

по рукам

 

куда им всем —

всем этим дуракам

 

до наших драм

 

Карамельная кровь — это такая квинтэссенция поэтического и житейского инфантилизма. Когда кровь хлещет из пробитой пулей артерии, она совсем не похожа на карамель. И в наше время многие знают об этом не понаслышке. А тут такое. Вспоминается Набоков, пытавшийся объяснить американцам значение русского слова poshlost’. По ходу многим нашим миллениалам и зуммерам тоже приходится объяснять.

 

А теперь – фрагмент лучшего стихотворения и победитель моего обзора. Майка Лунёвская, на мой взгляд, единственный полностью состоявшийся поэт из всего списка. Но она и постарше остальных участников. Хорошо пишет. Конечно, не всё меня цепляет. Скажем, её стихотворение, которое ты привела в своей статье, оставляет меня равнодушным. Это понятное и сентиментальное о возрасте. А вот здесь чувствуется музыка метафизических пространств, заставляющая вспомнить о Брейгеле и питерской школе поэтического андеграунда эпохи застоя — Аронзоне, Кривулине, Шварц. Меня реально торкнуло. То есть вставило.

 

День как кофе растворимый,

чёрный с сахаром.

Снег с землёй. Как ни посмотришь,

снова сумерки.

Выйдешь в сад – там воробьи

летят на сакуру,

а зайдёшь в пустой сенник –

там гуси умерли.

 

Пух летит и снег летит,

а жизнь тяжёлая

не летит, не поднимается

по лестнице.

И луна висит печальная

и жёлтая,

потому что в сад луна

пришла повеситься.

 

Потому что день и день

похожи лицами.

Не судьба, а результат

слепого метода.

Вот и дерево молчит

и смотрит птицами,

потому что время есть,

а деться некуда.

 

Нормальные такие стихи. Их можно оценивать без всяких скидок. По гамбургскому счёту.

Думаю, последние строки точно выражают экзистенциальное чувство, которое охватывает молодых людей в современной России. У них ещё есть время. Тем, кто постарше времени уже не хватает. Но деться всё равно некуда — это я уже о личном ощущении. Так финал стихотворения переходит от частного к общему, и текст приобретает универсальное значение.

Может показаться, что стихи слишком мрачные, но это неверное определение. Они не мрачные, они трагические. Следовательно, вызывают катарсис — в полном соответствии с «Поэтикой» Аристотеля. После таких стихов я не впадаю в уныние. Наоборот, мне хочется действовать.

Здесь нет никакой покорности миру и его чудовищной несправедливости, как в текстах Ильговой. Доступный наблюдению мир сам потрясён своей извечной абсурдной обречённостью и мечтает вырваться за собственные пределы. В связи с этим появляются всякие интересные мысли, возникает какое-то новое пространство, и читатель получает в качестве бонуса своего рода полосу свободы, где он может обрести просветление или просто совершить непредсказуемый ход, меняющий установленный в его жизни порядок вещей.

Кроме того, интонация, дыхание, визуализация образов — одним словом, для меня тут хорошо всё.

 

Вот такие у меня впечатления. И спасибо тебе за то, что ты обратила моё внимание на финалистов премии «Лицей». Знакомство с их творчеством было для меня довольно увлекательным погружением в мир современной молодой поэзии.

 

Олег Л. Воробьёв