Скаредов Алексей

Каприс (или каприччио) – сочинение свободной формы, в котором фантазия автора значит больше, чем законы композиции. Один из 24-х каприсов легендарного скрипача Никколо Паганини стал не только результатом его фантазии, но и вызвал целый сонм идей и других великих композитов.

 

Во времена Паганини скрипачи и педагоги для своих учеников часто писали упражнения и этюды для совершенствования техники. Иногда эти этюды называли «каприсами».

 

Но каприсы, которые сочинил Паганини были совсем не похожи на остальные. Во-первых, их было 24 – ровно столько, сколько существует тональностей. А во-вторых, это был настоящий калейдоскоп новых, доселе невиданных высот технического совершенства.

 

Паганини исполнял свои каприсы с легкостью и блеском, поражая современником и вызывая упорные слухи о том, что он продал свою душу дьяволу за право так играть.

 

Как это часто бывает, самое эффектное автор приберег на финал – его последний, 24-ый каприс стал своеобразным символом, визитной карточкой великого скрипача.

 

Каприс как магнит притягивает к себе музыкантов. И не только скрипачей, для которых сыграть столь сложную пьесу – дело чести. Многие композиторы были буквально захвачены в плен лаконичной темой 24-го каприса: повторяющаяся как наваждение музыкальная фраза состояла всего из нескольких нот, но обладала завораживающим воздействием.

 

Другого легендарного музыканта – Ференца Листа – тоже окружали сплетни и упреки о его связях с «нечистой силой», он даже внешне был похож на Паганини. Когда пианист-виртуоз услышал игру скрипача-виртуоза, он решил сделать обработки его феноменальных каприсов для рояля. Так появились шесть больших этюдов на темы Паганини. Лист называл их трансцендентными, то есть, этюды невообразимой, головокружительной сложности. Гений фортепиано словно соревновался с гением скрипки в совершенстве владения инструментом.

 

Смелый опыт Листа словно открыл новый путь для европейских композиторов: великий Йоганнес Брамс почувствовал в этом каприсе намного больше, чем Лист, а, возможно, и сам Паганини. Он создал на основе короткой мелодии не один, а два цикла – две тетради вариаций для фортепиано. Впервые он показал всему миру, что тема Паганини может стать и утонченно-лирической, и глубоко драматичной.

 

Сочинение Брамса поражало не только фантазией, но и виртуозностью фортепианной техники. Он писал специально для Карла Таузига – одного из лучших учеников Листа, который феноменально играл это сложнейшее сочинение.

 

Скрипичный каприз как манящее заклинание снова и снова завораживал великих композиторов и пианистов. В 1934 году эта музыка завладела душой Сергея Рахманинова, который после многих лет скитаний по Европе и Америке, обосновался на вилле в Швейцарии. Здесь, словно по волшебству, всего за месяц он написал одно из самых вдохновенных своих произведений – «Рапсодию на тему Паганини для фортепиано с оркестром».

 

Это был драматичный рассказ, в котором переплетались легенда о Паганини с исповедью самого Рахманинова. Здесь звучали и безграничная тоска по утраченной на всегда родине, и поиски самого себя, и трагическое стремление к абсолютному счастью, вечному идеалу. Запав в душу Рахманинова, «дьявольская» тема Паганини преобразилась до неузнаваемости – ее зеркальное отражение оказалось одним из самых прекрасных, чарующих и проникновенных мелодий, которые когда-либо создал человек.

 

Близкий друг Рахманинова, знаменитый хореограф сезонов Дягилева Михаил Фокин долго искал сюжет для нового балета. Он отвергал одно предложение за другим до тех пор, пока Рахманинов не показал ему музыку своей рапсодии. Оказалось, что у композитора и либретто почти готово: он мечтал оживить легенду о Паганини, продавшем свою душу нечистой силе за совершенство в искусстве.

 

Фокин и Рахманинов в переписке горячо обсуждали детали спектакля, а сам хореограф начал учиться игре на скрипке – чтобы точнее представить Паганини на сцене.

 

Балет увидел свет в 1939 году в Лондоне. Премьера прошла с большим успехом на сцене театра Ковент-гарден. Зрители впервые увидели «танцующего» Паганини, воплощенного в балетном образе.

 

В 1960 году к «Рапсодии на тему Паганини» Рахманинова обратился и другой хореограф – Леонид Лавровский. Это был нелёгкий период в творческой жизни выдающегося советского балетмейстера, когда-то создавшего «Ромео и Джульетту». Его волновала тема «Время и художник во времени». В своем «Паганини» Лавровский рассказал о муках творчества, об искушениях, о сделках с совестью, о зависти и предательстве и об одиночестве маэстро. И еще – о вечной музе.

 

Польский композитор Кароль Шимоновский предложил и свой вариант скрипичного каприса, добавив к нему фортепианный аккомпанемент. А его соотечественник – авангардист Витоль Лютославский сочинил вариации на тему Паганини для двух фортепиано – в огромной крещендо он показал путь от классической темы к самым современным созвучиям.

 

До неузнаваемости тему каприса изменил немецкий композитор Борис Блахер. В его вариации знакомый мотив Паганини растворяется в современных диссонансах, необычных оркестровых красках и даже джазовых ритмах.

 

Русский авангардист Эдисон Денисов не изменил ни ноты в скрипичной партии Паганини, но поместил ее на фоне такого аккомпанемента струнного оркестра, что музыка вновь абсолютно изменилась, обретя почти космический характер.

 

Паганини не мог и предположить, что его небольшое сочинение обретет такую популярность. Тема 24-го каприса рождает все новые идеи у композиторов, обретает новые контуры, дополняется новыми гармониями и ритмами и растворяется в диссонансах и необычных оркестровках. Сегодня каприс играют на трубе, саксофоне, гитаре, виброфоне, даже на балалайке.

 

Как удалось Паганини заложить в одной короткой музыкальной теме столько скрытых смыслов? В этом, пожалуй, и заключается главная загадка великого искусства Паганини, его гениальной личности. Эта загадка и дает возможность каждому художнику дать свой ответ – безусловно, в меру своего таланта.

 

(Источник -radiovan)

 

Если у Вас возникнет желание послушать все каприсы Паганини - ссылка в комментарии №1