Dr.Aeditumus

Мы говорим «страсть», имея в виду сильное чувственное, эмоциональное переживание. Страстная любовь – в положительном смысле бурная эмоция, сильное, яркое чувство. Страстный человек – с высокой интенсивностью эмоций проживающий различные жизненные ситуации. И опять, если вникнуть в оценочную сторону данного эпитета, то это скорее плюс, чем минус. Таким образом, страстность в обыденной жизни и бытовом смысле – характеристика положительная (исключая пафосность, как чрезмерную, нарочитую, театральную эмоциональность, как несдержанность, незнание или неумение чувствовать грань в изъявлении сильных чувств).

 

В христианской аскетике «страсть» – это термин и понятие, связанное с падшим состоянием человека и человеческой природы. В парадигме грехопадения и спасения рассуждения о страстях и страстности могут иметь как минимум три аспекта: онтологический, экзистенциальный и этический.

Этимология. Древнерусское и церковно-славянское слово «страсть» (древнегреческий аналог – πάθος, патос, или пафос) происходит от общего старославянского – «страсть»: «горе, страдание, мучение, печаль». В русском, украинском, белорусском, болгарском, чешском и словацком языках – то же значение (с близкой фонетикой).

 

В церковнославянском «страсть»: сильное желание запретного, страдание, мучение, болезнь, бедствие. Страстотерпец – мученик. Плотские страсти – плотские, чувственные наслаждения. Страстолюбие (= любострастие) – порабощение страстями.

 

Страсти Христовы (Passion of the Christ) – страдания Христа. Французское passion также относилось к религиозной лексике, но в романских языках, начиная с Данте (который описывает свою любовь к Беатриче как религиозное поклонение, а себя представляет в качестве мученика), это слово приобретает значение любовного влечения, и уже с такими семантическими особенностями усваивается русским дворянством 18-19 веков и передается русскому обиходному слову «страсть»*. Трансформация обозначаемого словом passion (фр.) в светской лексике происходила постепенно: возвышенное поклонение – страдания от неудовлетворенного любовного влечения – любовное влечение – пылкость, эмоциональность. И уже в этом, последнем значении оно перешло в английский (в том же написании) и русский в форме ближайшего аналога (страсть). К слову сказать, французское влияние коснулось многих русских слов. Например, слово «очаровательный» изначально относилось исключительно к колдовству, а «прелестный» – к обману, заблуждению.

 

*) Если для Пушкина «выйти замуж по страсти» означало «по любви», то для старой крестьянки «по страсти» – это «по неволе, по принуждению» См. «Путешествие из Москвы в Петербург»

 

Понятие «страсти» в христианской антропологии и аскетике

 

Под страстями в христианском дискурсе понимается всякое страдание как человеческое, так и богочеловеческое, то есть страдания Иисуса Христа, о которым мы здесь говорить не будем.

Древнехристианская антропология различает страсти естественные, то есть естественные человеческие потребности и желания, как душевные, так и телесные, и страсти порочные, это страдания, как состояния глубокой неудовлетворенности, чрезмерно переживаемой естественной потребности, ненасытности, возбужденности, страха, паники, отчаяния, ревности – одним словом "страстности", как следствия грехопадения первобытного (райского) человека.

 

Один из величайших аскетов древности преп. Исаака Сирина пишет: "Всякая страсть, служащая к пользе, дарована от Бога. И страсти телесные вложены в тело на пользу и возрастание ему; таковы же и страсти душевные". То есть страсти естественные понимаются как силы, присущие человеческой природе (естеству) и имеющие своим предназначением её развитие и совершенствование.

Также и преп. Симеон Новый Богослов говорит: "Страстей два рода: страсти естественные (телесные) и душевные. Естественные страсти непреложны, и человек порабощен им по естественной необходимости, не самоохотою». Это использование понятия "страсть", как естественной потребности и желания человеческой души и человеческого тела сохраняется и на сегодняшний день. Однако основным предметом аскетики является страсть как порок, или греховный навык.

 

Мы можем попытаться различать грех как единичный порочный, безнравственный поступок (поведенческий акт) и греховность как порочность воли, влечения и навыка, т.е. внутреннего душевного устроения, необязательно проявляющего себя в порочных действиях, а ещё глубже, как метафизическую порчу всей нашей человеческой природы, унаследованную от преступивших Заповедь праотцев (помня, однако, что греховная порча не проникла в наше естество сущностно, но прилежит ему как нечто усвоенное извне до степени природной принадлежности). В таком аспекте страсть становится тождественна греховности как устойчивому нравственному пороку, как внутреннему влечению ко греху достигшему статуса черты характера или «естественного» свойства человеческой природы. Итак, страсть (греховность) – это влечение ко греху, настойчивое желание совершать поступки, удовлетворяющие своему постоянному порочному влечению.

 

Аскетическое учение святых отцов называет восемь главных страстей. Этот список при желании можно весьма значительно расширить, а можно, наоборот, сократить до трех, поименованных Апостолом Иоанном: «всё, что в мiре: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мiра сего, Иоанн.2:16». А по сути, есть всего две страсти: психосоматическая (берущая начало в смертной плоти) и духовная (происходящая от извращенности и неведения падшего духа), то есть похоть и гордость, а всё множество проистекающих из сего пороков есть их многоветвистая поросль. Плоть сама по себе нейтральна, но неведение души, омрачаемой духовным растлением, делает её орудием греха, рабой страстных навыков души, сотворенной ради райского вкушения духовной сладости и утратившей своим падением его Источник. Страстность падшей человеческой природы ведёт не только к её внешним проявлениям в поступках и действиях, нарушающих Заповедь любви, но становится внутренней душевной патологией, подлинной болезнью души, принявшей в себя семя нравственной порчи.

 

Итак, греховная страстность не является частью человеческой природы, но она есть следствие порчи той естественной страсти, сиречь силы, ответственной за рост, развитие и совершенствование разумного естества, которая была извращена вследствие грехопадения первозданного человека, прельстившегося ложными соблазнами искусителя, падшего Денницы (Люцифера), сказавшего: «будете, как боги, Быт.3:5». Таким образом, основным условием спасения человека становится восстановление страстности как душевной силы в её изначальное состояние. Однако в самой по себе разрушаемой грехом (кенотически истощённой) человеческой природе уже нет на это ресурсов, но возможность подобного ренессанса открывается действием божественной благодати в силовом поле веры, возжелавшей своего спасения души. Здесь мы говорим о грехе уже не как об экзистенциальном акте порочной воли, но как о метафизической деструкции, подобно патине на старой картине покрывающей ныне разумное естество, нашу природу.

 

Впрочем, по божественному замыслу восстановление человеком утраченного достоинства не предполагает простого возвращения нас в райское состояние праотца Адама, но ожидает от спасаемых, по слову Апостола Петра, сделаться через обетования Призвавшего нас ко спасению «причастниками божеского естества, 2Петр 1:3-4» действованием (жительством) по ангельскому образу.

 

По Немесию Эмесскому "страсть" это страдательное состояние души в самом широком смысле этого слова, переживание некоторого внешнего для человеческого существа воздействия. Это и любое физическое страдание (естественные страсти), и особые страдательные состояния души, которые и есть "страсти" противоестественные (например, неконтролируемый гнев против человека, в отличие от гнева, который является естественным проявлением души по отношению ко греху). Таким образом, естественная страсть, перешедшая в греховное, противоестественное состояние, становится как бы внешней по отношению к душе принудительно силой, лишающей её свободы – дара, присущего разумным существам, сотворенным по образу Божию.

 

Следовательно, мы можем действовать двояким образом: либо в соответствии со своей природой – "по [присущей нашему естеству] энергии" – в таком случае существо движется "само от себя", либо по [порочной] страсти, тогда источником действия является нечто неестественное, несоответствующее природе разумного существа. Проявления страстей стоят на грани произвольных и непроизвольных процессов. Непроизвольное бывает там, где существует иная причина, нежели мы сами, наша воля: "Не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю", Рим.7:15. Связь страсти и непроизвольного очевидна. Вместе с тем страсть – не вполне непроизвольна, поскольку за ней могут стоять похвала или порицание (то есть внешняя мотивация, а не принуждение) или обман, как в случае с Адамом и Евой, а это уже признак произвольного действия. Аскетика различает произвольное и осознанное действие. Обманутый действует произвольно, но не осознанно. Произвольные прегрешения предосудительны, как действия по влечению порочной страсти. Грех по принуждению судится как маловерие.

 

Противопоставление "по энергии" – "по страсти" необходимо для понимания аскетического термина "страсть" как противоестественное влечение и действие. Энергия (этот термин христианское богословие позаимствовало у Аристотеля) есть проявление сущности вовне. Сущность как таковая (как вещь сама по себе) не познаваема, но обладая совокупностью атрибутивных (существенных) свойств и качеств открывается вовне в их проявлениях. Энергийное проявление внутреннего содержания сущности есть всегда свободный акт. Тогда как действие по принуждению страсти становится поведением несвободным. В Новом Завете Христос, говоря о спасении, проповедует освобождение человека из рабства греху и страстям («Познаете истину, и истина сделает вас свободными, Ин.8:32»). Следует, однако, различать ситуацию несвободы по причине как бы отождествления личности со своими желаниями (страстными влечениями) от ситуации, когда у нее не хватает сил (волевых качеств), чтобы действовать свободно.

 

Сон, пища, продолжение рода и проч. – это естественные потребности, удовлетворяя которым мы действуем согласно потенциям своей сущностной энергии. Но эти же действия могут становиться страстями, порабощающими нашу волю. Где грань, переходя которую, уже не человек контролирует похоти, но они начинают подчинять его разум и волю своей принуждающее силе? Апостол Павел говорит: "Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною, 1Кор.6:12"

 

Не всякое несвободное поведение есть грех: раб несвободен не потому, что он грешник, а потому, что он раб. Как отличить страсть от "вынужденной несвободы", включающей не только власть чужой воли, но и власть обстоятельств? Святые отцы говорят, что поведение по страсти всегда предполагает предмет страсти, который для человека оказывается столь привлекательным (или столь отталкивающим), что в поле этого предмета человек не может вести себя свободно. У страсти всегда есть мотив (предмет), который начинает подчинять себе человека. Святоотеческая классификация страстей основана на определении мотива (предмета страсти): чревоугодие, сребролюбие и т.д. Итак, «страсть это состояние индивида, при котором он не в состоянии осуществлять свободное поведение в поле определенного мотива, называемого предметом страсти.» (13)

 

Мы утратили то беструдное блаженство первозданного человека, которым он обладал в раю. Но будучи созданными именно для райской жизни, потомки Адама продолжают искать ныне недоступное им наслаждение в эрзацах, предлагаемых падшим существованием, превращая благословные естественные удовольствия в греховные страсти. Очень часто разница между ними только мера. Постоянство в чрезмерных удовольствиях закрепляется в навык (привычку), а дурной (страстный) навык обращается в порабощение греху.

Впрочем, в рамкам этого краткого обзора тонкости, жизненно необходимые аскетам и подвижникам благочестия нас интересовать не будут.

 

Бесстрастие (греч.απάθεια) суть свобода от действия греховных страстей.

Долговременным подвигом подвижник обретает опыт подчинения чувств разуму, усвоившему Заповедь любви до степени достоинства (атрибута) собственной природы, и чрез то плоть свою делает нерастлеваемой страстями. Бесстрастный беспрерывно предстоит лицу Божию, ни малого ущерба не претерпевая от движений собственной плоти и прилогов* бесовских (соблазнов по грехорастленной своей телесности и по наветованию от падших духов). Бесстрастие не есть психический навык, волевое (произвольное) состояние души или плод психотехнических упражнений, но дар благодати подвижнику благочестия, пребывающему в усердных по силам и сверх сил трудах очищения своего душевного сосуда покаянным деланием (пост, бдение, молитва, милостыня и проч.).

 

По слову св. Максима Исповедника, бесстрастие – это совершенство в любви, не знающей разницы между своим и чужим. Бесстрастный на всех смотрит с любовью и чистотой.

Св. Иоанн Лествичник говорит, что бесстрастие есть воскресение души прежде воскресения тела, или, совершенное, после Ангелов, познание Бога и чистота, вводящая в нетление тленных. Ум бесстрастного не смущается ничем земным, ни страхами, ни вожделениями, ибо целиком устремлён к небесному. Бесстрастие тождественно любви, имеющей своим предметом не вещь, пребывающую во временном мiротечении тленной твари, но бессмертное Божество, обитающее в нетленной вечности.

 

Итак, человек должен возвратиться «к первоначальной благодати, которой отчуждились мы через грех от Бога» (Св. Василий Великий). Однако бесстрастие – это отнюдь не истребление в смертном разумном существе присущей его природе страстности, тождественное бесчувствию, и не простое преложение, изменение страстей, принявших по грехопадению Адама порочную направленность, на ту первозданную, каковая была заложена в наше естество его Создателем. Бесстрастием мы именуем благую страстность (бесстрастную изменчивость, желание, потребность, естественную страсть), достигающую совершенства посредством действия в существе соискателя Истины благодати Святого Божия Духа.

 

Бог бесстрастен по Своей природе, ибо Он – неизменяемый Абсолют. И человек был сотворен им по Его образу бесстрастным, в смысле не причастным страданию и пороку, по страстным по стремлению и возможности к совершенству. Через нарушение заповеди, грехопадением естество праотцев и нас, их потомков, подверглось порче. В существах, утративших благодать и ведение по общению с Духом Божиим, влечение к совершенству и духовной сладости богообщения извратилось неведением в устремление к пороку и греховным страстям, услаждающим душу телесным причастием тленной вещи.

 

Благодатная апатия (бесстрастие), через равноангельное жительство приближающая человека к Богу, только по внешним признакам может иметь сходство с атараксией (греч. ataraxia), философской невозмутимостью, достигаемой языческими подвижниками посредством воздержания и специальных ментальных практик. Атара́ксия – душевное равновесие, спокойствие, радикальная невозмутимость, безмятежность – является, по мнению древнегреческих философов, состоянием духа истинных мудрецов или то, к чему им надлежит стремиться. То же относится и к философскому пониманию автаркии (самодостаточности) и философской апатии (безразличия, безучастия, отрешения от страстей, освобождения от чувства страха и других сильных эмоций, таких как гнев, зависть, вожделение и проч.). Философское безразличие связано с компенсацией угнетающе действующего на психику негатива от окружающей действительности, от переживания несовершенства мiра, царящей в нём несправедливости, собственной беспомощности и сознания своей смертности. Философия смиряет мудреца со всем этим и через приятие невозможности изменения мiра к лучшему и совершенному позволяет философствующей душе достигать умиротворения в созерцательной жизни и невмешательстве, устранении от деятельности (недеянии). Бесстрастие христианского аскета – это деятельная любовь к Богу-Творцу и ко всему мiрозданию, Им сотворенному – ко всей разумной, одушевленной или бездушной твари.

 

Бог не бывает подвержен страданиям и страстям, поэтому Господь говорит: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный, Мф.5:48». Язычество искало выход из абсурда земного существования, но не могло подняться выше творения богов по своему подобию, наделяя их человеческой порочностью и страстями. Бог Истинный Сам открылся человеку сначала в Завете Ветхом, а потом в Своём Сыне и Завете Новом. Бесстрастный Бог не есть безразличие, но Любовь. Такого же бесстрастия Он требует и ожидает от человека, устремившегося к божественному совершенству.

 

*) Прилог есть простое слово, или образ какого-нибудь предмета, вновь являющийся уму и вносимый в сердце; а сочетание есть собеседование с явившимся образом, по страсти или бесстрастно; сосложение же есть согласие души с представившимся помыслом, соединенное с услаждением; пленение есть насильственное и невольное увлечение сердца, или продолжительное мысленное совокупление с предметом, разоряющее наше доброе устроение… страстью называют уже самый порок, от долгого времени вгнездившийся в душе, и через навык сделавшийся как бы природным ее свойством, так что душа уже произвольно и сама собою к нему стремится… прп. Иоанн, игумен Синайской горы, Лествица, М. 1908, гл. 15, разд. 21

________________________________________

Рекомендуемая литература

1. Исаака Сирианина. Слова подвижническия, М.: Правило веры, 1993

2. Симеон Новый Богослов. Творения. В 3-х т. Сергиев Посад: С-ТСЛ, 1993, Т.1

3. Немесий Эмесский, Об природе человека, NY, 1996, гл. XXX, ср.:

4. Свт. Григорий Нисский. Большое огласительное слово, гл. 6. Киев 2003

5. Прп. Максим Исповедник, Вопросоответы к Фалассию, М. 1993

6. Прп. Иоанн Дамаскин, Точное изложение Православной веры, кн. 4

7. Свт. Игнатий Брянчанинов, Восемь главных страстей с их подразделениями и отраслями, Сочинения, т. 1, М. 1998

8. Епифанович С.Л. Преподобный Максим Исповедник и византийское богословие, М. 1996

9. Булгаков С. В. Настольная книга для священно-церковно-служителей. т. II, М. 1993,

10. Никодим (Милаш), еп. Далматинский, Правила Православной церкви с толкованиями, т. I, М. 1994

11. Прп. Иоанн, игумен Синайской горы, Лествица, М. 1908

12. Аристотель, Никомахова этика

13. Денис Новиков, Иерей Андрей Лоргус. Психологическое и богословское содержание понятия «страсти»

14. О богоподобном бесстрастии схиархим. Софроний Афонский

 

 

ПРИЛОЖЕНИЕ

 

1. Об истинном эросе

 

«…только схимник, затворник, пустынник, словом, аскет проникает в тайну божественного брака, постигает истинный запредельный, райский эрос. Между тем плотское падение, которым бес прельщает подвижника, …есть убогое воздержание в сравнении со сверхполовым восторгом аскезы. Бесстрастие подвижника не есть нирвана или угасание. Напротив, апостол говорит: «Духа не угашайте, Фес.2:4,19». Аскетическое бесстрастие есть изживание земных убогих страстей, угашающих горение райского эроса чадным тлением. Этим страстям предается тот, кто не холоден и не горяч, а обуморен, теплохладен, согласно Откровению Иоанна Богослова, и кого Господь изблюет из уст Своих (Откр.3:16). Райский эрос – восхитительное, сверхчувственное единение личных энергий (сверхчувственное не потому, что оно подавляет чувственность, а потому, что бесконечно ее превышает). Блаженство – это вечное проникновение энергии в энергию (в энергии дух и плоть заодно); проклятие – это замыкание энергии (энергий), иными словами, ад – это индивидуальность, вечно сжигающая сама себя». (Микушевич. Воскресение в Третьем Риме)

 

 

2. О страстях, соблазнах и пользе искушений.

 

Страсти душевные обнаруживаются соблазнами мiра тленной вещи, которая с душой не соприкасается, но предназначена для естественного удовлетворения телесных нужд, потребностей или необходимостей. И обнаруживаются они либо возбуждением плотских похотей, которые есть действие естества, низведённое до противоестественных навыков и привычек; либо соблазнами помыслов, всеваемых лукавым духом, которые направлены на распаление страстей тела плотской похотью и (или) на раздражение и пробуждение действия страстей душе собственных, усвоившихся её греховной самости вследствие порчи естества и извращения его действия по отпадении твари от своего истинного и животворного Истока, и таковые страсти суть гордость, тщеславие, уныние, гнев и печаль (не по Богу) вкупе с их многочисленно и разнообразно плодящимися отпрысками и исчадиями. Либо возмущениями в телесном составе плотской части нашей природы, случающимися в словесных существах самопроизвольно по причине волнообразного кружения, присущего течению падшего мiра, нисходящего в тление грехом праотца Адама, и таковые, как закон и устав внешнего (по отношению к душе), вещественного существования не вменяются в грех произволения, но, впрочем, при возбуждении порочных страстей в находящих на подъявшую крест душу искушениях усугубляют брань, пособничая внешним (по отношению к существу ратоборствующего подвижника) приражениям предательским расслаблением и расстройством внутренних сил подвергшегося духовному искушению от бесов или соблазнов мiра Божия трудника, которому, однако, никогда не следует забывать, что, приняв подвиг, он уже не бывает вне действия Промысла, лично руководствующего его душу ко спасению, и искушения, ему попускаемые, не для иного чего случаются, как только ради исправления греховных склонностей его падшей натуры, для вразумления при уклонениях в неправоту слов и дел или беззаконие прегрешений, для обучения и искусности в навыке противостояния демонским соблазнам и нападениям и ради восхождения в совершенство добродетели. (01.12.2008. грешный брат А.)