СВЕТЛАНА
Городская лирика (классика жанра)
25 окт 2023
Не белые, но городские... от классиков.
Стихи разные, но в каждом из... считывается городская лирика.
Валерий Брюсов
Я люблю большие дома
И узкие улицы города, —
В дни, когда не настала зима,
А осень повеяла холодом.
Пространства люблю площадей,
Стенами кругом огражденные, —
В час, когда еще нет фонарей,
А затеплились звезды смущенные.
Город и камни люблю,
Грохот его и шумы певучие, —
В миг, когда песню глубоко таю,
Но в восторге слышу созвучия.
Валерий Брюсов
Сумерки
Горят электричеством луны,
На выгнутых длинных стеблях;
Звенят телеграфные струны
В незримых и нежных руках;
Круги циферблатов янтарных
Волшебно зажглись над толпой,
И жаждущих плит тротуарных
Коснулся прохладный покой.
Под сетью пленительно-зыбкой
Притих отуманенный сквер,
И вечер целует с улыбкой
В глаза – проходящих гетер.
Как тихие звуки клавира –
Далекие ропоты дня...
О сумерки! Милостью мира
Опять упоите меня!
Владимир Маяковский
Адище города
Адище города окна разбили
на крохотные, сосущие светами адки.
Рыжие дьяволы, вздымались автомобили,
над самым ухом взрывая гудки.
А там, под вывеской, где сельди из Керчи —
сбитый старикашка шарил очки
и заплакал, когда в вечереющем смерче
трамвай с разбега взметнул зрачки.
В дырах небоскребов, где горела руда
и железо поездов громоздило лаз —
крикнул аэроплан и упал туда,
где у раненого солнца вытекал глаз.
И тогда уже — скомкав фонарей одеяла —
ночь излюбилась, похабна и пьяна,
а за солнцами улиц где-то ковыляла
никому не нужная, дряблая луна.
Игорь Северянин
Сегодня я плакал: хотелось сирени,-
В природе теперь благодать!
Но в поезде надо,- и не было денег,
И нечего было продать.
Я чувствовал, поле опять изумрудно,
И лютики в поле цветут...
Занять же так стыдно, занять же так трудно,
А ноги сто верст не пройдут.
Гулять же по городу - видеть автобус,
Лицо проститутки, трамвай...
Но это же гадость! Тогда я взял глобус
И, в грезах, поехал в Китай.
Андрей Белый
На улице
Сквозь пыльные, желтые клубы
Бегу, распустивши свой зонт.
И дымом фабричные трубы
Плюют в огневой горизонт.
Вам отдал свои я напевы -
Грохочущий рокот машин,
Печей раскаленные зевы!
Все отдал; и вот - я один.
Пронзительный хохот пролетки
На мерзлой гремит мостовой.
Прижался к железной решетке -
Прижался: поник головой...
А вихри в нахмуренной тверди
Волокна ненастные вьют; -
И клены в чугунные жерди
Багряными листьями бьют.
Сгибаются, пляшут, закрыли
Окрестности с воплем мольбы,
Холодной отравленной пыли -
Взлетают сухие столбы.
О.Э. Мандельштам
Когда в темной ночи замирает
Лихорадочный форум Москвы,
И театров широкие зевы
Возвращают толпу площадям,
Протекает по улицам пышным
Оживленье ночных похорон,
Льются мрачно-веселые толпы
Из каких-то божественных недр.
Это солнце ночное хоронит
Возбужденная играми чернь,
Возвращаясь с полночного пира
Под глухие удары копыт.
И как новый встает Геркуланум,
Спящий город в сиянье луны,
И убогого рынка лачуги,
И могучий дорический ствол.
А. БЛОК
Вечность бросила в город
Оловянный закат.
Край небесный распорот,
Переулки гудят.
Всё бессилье гаданья
У меня на плечах.
В окнах фабрик - преданья
О разгульных ночах.
Оловянные кровли -
Всем безумным приют.
В этот город торговли
Небеса не сойдут.
Этот воздух так гулок,
Так заманчив обман.
Уводи, переулок,
В дымно- сизый туман...
А. БЛОК
Город в красные пределы
Мертвый лик свой обратил,
Серо- каменное тело
Кровью солнца окатил.
Стены фабрик, стекла окон,
Грязно- рыжее пальто,
Развевающийся локон -
Все закатом залито.
Блещут искристые гривы
Золотых, как жар, коней,
Мчатся бешеные дива
Жадных облачных грудей,
Красный дворник плещет ведра
С пьяно- алою водой,
Пляшут огненные бедра
Проститутки площадной,
И на башне колокольной
В гулкий пляс и медный зык
Кажет колокол раздольный
Окровавленный язык.
Осип Мандельштам
Все чуждо нам в столице непотребной:
Ее сухая черствая земля,
И буйный торг на Сухаревке хлебной,
И страшный вид разбойного Кремля.
Она, дремучая, всем миром правит.
Мильонами скрипучих арб она
Качнулась в путь — и полвселенной давит
Ее базаров бабья ширина.
Ее церквей благоуханных соты —
Как дикий мед, заброшенный в леса,
И птичьих стай густые перелеты
Угрюмые волнуют небеса.
Она в торговле хитрая лисица,
А перед князем — жалкая раба.
Удельной речки мутная водица
Течет, как встарь, в сухие желоба.
Александр Блок
Фабрика
В соседнем доме окна жолты.
По вечерам — по вечерам
Скрипят задумчивые болты,
Подходят люди к воротам.
И глухо заперты ворота,
А на стене — а на стене
Недвижный кто-то, черный кто-то
Людей считает в тишине.
Я слышу всё с моей вершины:
Он медным голосом зовет
Согнуть измученные спины
Внизу собравшийся народ.
Они войдут и разбредутся,
Навалят на спины кули.
И в желтых окнах засмеются,,
Что этих нищих провели.
Ф. Сологуб
Запах асфальта и грохот колес,
Стены, каменья и плиты...
О, если б ветер внезапно донес
Шелест прибрежной ракиты!
Грохот на камнях и ропот в толпе, -
Город не хочет смириться.
О, если б вдруг на далекой тропе
С милою мне очутиться!
Ясные очи младенческих дум
Сердцу открыли бы много.
О, этот грохот, и ропот, и шум -
Пыльная, злая дорога.
Максимилиан ВОЛОШИН
ПАРИЖ ЗИМОЮ
Слепые застилая дни,
Дожди под вечер нежно-немы:
Косматые цветут огни,
Как пламенные хризантемы,
Стекают блики по плечам
Домов, лоснятся на каштанах,
И город стынет по ночам
В самосветящихся туманах...
В ограде мреет голый сад...
Взнося колонну над колонной,
Из мрака лепится фасад —
Слепой и снизу осветлённый.
Сквозь чёткий переплет ветвей
Тускнеют медные пожары,
Блестят лучами фонарей
Пронизанные тротуары.
По ним кипит людской поток
Пьянящих головокружений —
Не видно лиц, и к стеблям ног
Простёрты снизу копья теней.
Калится рдяных углей жар
В разверстых жерлах ресторанов,
А в лица дышит тёплый пар
И запах жареных каштанов.
Константин ФОФАНОВ
Весенней полночью бреду домой усталый.
Огромный город спит, дремотою объят.
Немеркнущий закат дробит свой отблеск алый
В окошках каменных громад.
За спящею рекой, в лиловой бледной дали,
Темнеет и садов и зданий темный круг.
Вот дрожки поздние в тиши продребезжали,
И снова тишина вокруг.
И снова город спит, как истукан великий,
И в этой тишине мне чудятся порой
То пьяной оргии разнузданные крики,
То вздохи нищеты больной.
Осип МАНДЕЛЬШТАМ
ЛЕТНИЕ СТАНСЫ
В аллее колокольчик медный,
Французский говор, нежный взгляд —
И за решеткой заповедной
Пустеет понемногу сад.
Что делать в городе в июне?
Не зажигают фонарей;
На яхте, на чухонской шхуне
Уехать хочется скорей!
Нева — как вздувшаяся вена
До утренних румяных роз.
Везя всклокоченное сено,
Плетется на асфальте воз.
A там рабочая землянка,
Трещит и варится смола;
Ломовика судьба-цыганка
Обратно в степи привела...
И с бесконечной челобитной
О справедливости людской
Чернеет на скамье гранитной
Самоубийца молодой.
Фёдор СОЛОГУБ
Люблю большие города
С неумолкающим их гулом
И с их пленительным разгулом.
Люблю большие города,
И пусть таится в них беда
С холодным револьверным дулом, —
Люблю большие города
С неумолкающим их гулом.
Максимилиан ВОЛОШИН
Монмартра
Город-Змей, сжимая звенья,
Сыпет искры в алый день.
Улиц тусклые каменья
Синевой прозрачит тень.
Груды зданий, как кристаллы;
Серебро, агат и сталь;
И церковные порталы,
Как седой хрусталь.
Город бледным днем измучен,
Весь исчерчен тьмой излучин,
И над ним издалека —
По пустыням небосклона,
Как хоругви, как знамена,
Грозовые облака...
И в пространствах величаво,
Властной музыкой звуча,
Распростерлись три луча,
Как венец...
(Твой образ — Слава!)
И над городом далече
На каштанах с высоты,
Как мистические свечи,
В небе теплятся цветы...
Владислав Ходасевич
Берлинское
Что ж? От озноба и простуды -
Горячий грог или коньяк.
Здесь музыка, и звон посуды,
И лиловатый полумрак.
А там, за толстым и огромным
Отполированным стеклом,
Как бы в аквариуме темном,
В аквариуме голубом -
Многоочитые трамваи
Плывут между подводных лип,
Как электрические стаи
Светящихся ленивых рыб.
И там, скользя в ночную гнилость,
На толще чуждого стекла
В вагонных окнах отразилась
Поверхность моего стола, -
И проникая в жизнь чужую,
Вдруг с отвращеньем узнаю
Отрубленную, неживую,
Ночную голову мою.
О. Мандельштам
Московский дождик
Он подает куда как скупо
Свой воробьиный холодок —
Немного нам, немного купам,
Немного вишням на лоток.
И в темноте растет кипенье —
Чаинок легкая возня,
Как бы воздушный муравейник
Пирует в темных зеленях.
Из свежих капель виноградник
Зашевелился в мураве:
Как будто холода рассадник
Открылся в лапчатой Москве!
Иван Бунин
Москва
Здесь, в старых переулках за Арбатом,
Совсем особый город... Март, весна.
И холодно и низко в мезонине,
Немало крыс, но по ночам — чудесно.
Днем падают капели, греет солнце,
А ночью подморозит, станет чисто,
Светло — и так похоже на Москву,
Старинную, далекую. Усядусь,
Огня не зажигая, возле окон,
Облитых лунным светом, и смотрю
На сад, на звезды редкие... как нежно
Весной ночное небо! Как спокойна
Луна весною! Теплятся, как свечи,
Кресты на древней церковке. Сквозь ветви
В глубоком небе ласково сияют,
Как золотые кованые шлемы,
Головки мелких куполов...
Саша ЧЁРНЫЙ
По форуму Траяна
Гуляют вяло кошки.
Сквозь тусклые румяна
Дрожит лимонный зной...
Стволом гигантской свечки
Колонна вьется к небу.
Вверху, как на крылечке, —
Стоит апостол Пётр.
Колонна? Пусть колонна.
Под пологом харчевни
Шальные мухи сонно
Садятся на ладонь...
Из чрева тёмной лавки
Чеснок ударил в ноздри.
В бутылке на прилавке
Запрыгал алый луч...
В автомобилях мимо,
Косясь в лорнет на форум,
Плывут с утра вдоль Рима
Презрительные мисс.
Плывут от Колизея,
По воле сонных гидов,
Вдоль каждого музея
Свершить свой моцион...
А я сижу сегодня
У форума Траяна,
И синева Господня
Ликует надо мной,
И голуби картавят,
Раскачивая шейки,
И вспышки солнца плавят
Немую высоту...
Нанёс я все визиты
Всем римским Аполлонам.
У каждой Афродиты
Я дважды побывал...
О старина седая!
Пусть это некультурно, —
Сегодня никуда я,
Ей-Богу, не пойду...
Так ласково барашек
Ворчит в прованском масле.
А аромат фисташек
В жаровне у стены?
А мерное качанье
Пузатого брезента
И пёстрых ног мельканье
За пыльной бахромой?
Смотрю в поднос из жести.
Обломов, брат мой добрый!
Как хорошо бы вместе
С тобой здесь помолчать...
Эй, воробьи, не драться!
Мне триста лет сегодня,
А может быть, и двадцать,
А может быть, и пять.
Эмиль Верхарн в переводе М. ВОЛОШИНА
ГОРОД
Отрывок
Все пути в город ведут...
Там
Из тумана и дыма,
Громоздя над ярусом ярус,
Точно со дна сновидений,
Город встает.
Там
Мосты, из стали сплетенные, кинуты
Прыжками сквозь воздух.
Глыбы камня, пилястры, колонны
Возносят лики Горгоны;
Предместья дыбятся башнями.
Трубы, и вышки, и шпили -
В ломаных взлетах над крышами...
Это Город - спрут
Дыбом взметнулся
В глубине равнины над пашнями.
Там
Красные цветы
Вздеты
На столбы и высокие мачты, -
Светятся даже в полдень,
Подобно чудовищным яйцам.
Солнца не видно -
Света исток затянут
Углем и дымом.
Там
Реки из нефти и олова
Бьют о камни и сваи.
Резкие свисты проходящих судов
От страха воют в тумане;
Зеленый сигнал - их взгляд
В океан, в пространство...
Александр БЛОК
Из цикла "ГОРОД"
Улица, улица…
Тени беззвучно спешащих
Тело продать,
И забвенье купить,
И опять погрузиться
В сонное озеро города — зимнего холода…
Спите. Забудьте слова лучезарных.
О, если б не было в окнах
Светов мерцающих!
Штор и пунцовых цветочков!
Лиц, наклонённых над скудной работой!
Всё тихо.
Луна поднялась.
И облачных перьев ряды
Разбежались далёко.
Фёдор СОЛОГУБ
Разнообразность городов
Не достигает до предела.
У всех людей такое ж тело.
Разнообразность городов
Всё ж не творит людей-орлов,
И всё ж мечты не захотела.
Разнообразность городов
Не достигает до предела.
Владимир СОЛОВЬЁВ
Город глупый, город грязный!
Смесь Каткова и кутьи,
Царство сплетни неотвязной,
Скуки, сна, галиматьи.
Нет причин мне и немножко
Полюбить тебя, когда
Даже милая мне ножка
Здесь мелькнула без следа.
Владимир МАЯКОВСКИЙ
Шумики, шумы и шумищи
По эхам города проносят шумы
на шепоте подошв и на громах колес,
а люди и лошади — это только грумы,
следящие линии убегающих кос.
Проносят девоньки крохотные шумики.
Ящики гула пронесет грузовоз.
Рысак прошуршит в сетчатой ту́нике.
Трамвай расплещет перекаты гроз.
Все на площадь сквозь туннели пассажей
плывут каналами перекрещенных дум,
где мордой перекошенный, размалеванный сажей
на царство базаров коронован шум.
Владимир НАБОКОВ
Окутали город осенние боги
Своей паутиной сырой;
Гляделись фонарики в лужи дороги;
Я с праздника ехал домой.
Бездомная женщина в вымокшей шляпе
Шла мимо, шла будто во сне;
Собачка бездомная с кровью на лапе
Беспомощно жалась к стене.
Нагнулась та женщина к бедной собаке;
Дух ночи две тени сливал;
Несчастная взором терялась во мраке,
А песик ей руку лизал.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Остались уколы той встречи случайной;
Остались в душе навсегда
Какая-то горечь, какая-то тайна,
Какая-то к миру вражда…
Александр БЛОК
На серые камни ложилась дремота,
Но прялкой вилась городская забота.
Где храмы подъяты и выступы круты, —
Я видел вас, женщины в тёмных одеждах,
С молитвой в глазах и с изменой в надеждах —
О, женщины помнят такие минуты!
Сходились, считая ступень за ступенью,
И вновь расходились, томимые тенью,
Сияя очами, сливаясь с тенями…
О, город! О, ветер! О, снежные бури!
О, бездна разорванной в клочья лазури!
Я здесь! Я невинен! Я с вами! Я с вами!
Владимир МАЯКОВСКИЙ
В АВТО
"Какая очаровательная ночь!"
"Эта,
(указывает на девушку),
что была вчера,
та?"
Выговорили на тротуаре
"поч-
перекинулось на шины
та".
Город вывернулся вдруг.
Пьяный на шляпы полез.
Вывески разинули испуг.
Выплевывали
то "О",
то "S".
А на горе,
где плакало темно
и город
робкий прилез,
поверилось:
обрюзгло "О"
и гадко покорное "S".
Вадим Шершеневич
РИТМИЧЕСКИЙ ЛАНДШАФТ
Дома -
Из железа и бетона
Скирды.
Туман -
В стакан
Одеколона
Немного воды.
Улица аршином портного
В перегиб, в перелом.
Издалека снова
Дьякон грозы - гром.
По ладони площади - жилки ручья.
В брюхе сфинкса из кирпича
Кокарда моих глаз,
Глаз моих ушат.
С цепи в который раз
Собака карандаша.
И зубы букв слюною чернил в ляжку бумаги.
За окном водостоков краги,
За окошком пудами злоба.
И слово в губах, как свинчатка в кулак.
А семиэтажный гусар небоскреба
Шпорой подъезда звяк.
Юргис Балтрушайтис
На улице
Стою один на перекрестке,
Средь шума улиц городских,
Вникая праздно в пыль и блестки,
В покой и важность лиц людских...
Какое хитрое сплетенье -
Без явной связи и межи -
И сна и горького смятенья,
Слепой правдивости и лжи.
Снуют наряды, перстни, бусы,
И жадность уст и алчность глаз,
Ханжи бродячие и трусы,
Тщета и глупость на показ.
И видны, - видны сквозь румяна
Земного счастия кроха,
Печать корысти и обмана,
Клеймо позора и греха...
Ползет чудовищем стоногим,
Чей темный голод глух и нем,
Толпа, довольная немногим,
Неутоленная ничем...
И каждый носит в сердце сонном
Свободу, ставшую рабой,
Случайность, ставшую законом,
И жребий прихоти слепой...
И жуток свет во взглядах смелых
И грозен всюду знак судьбы
На пальцах горько загрубелых,
На спинах, согнутых в горбы...
И всех равняет знаком сходства,
Приметой Божьего перста,
Одно великое сиротство,
Одна великая тщета.
Евдокия Нагродская
На кровавом зареве заката
Между дымных, траурных завес
Подымается из нищеты и злата
Труб фабричных закоптелый лес.
Они город тесно обступают,
Изрыгая пламень из печей,
И блестящие постройки подавляют
Грудами кровавых кирпичей.
Мрачные, гудящие атлетки -
Фабрики ревут со всех сторон,
Заглушая писк веселой оперетки,
Заглушая колокольный звон.
Город, как неопытный колдун в час волхвованья,
Для услуг духов из ада вызвал рать,
Но, забыв второе заклинанье,
Он уже не может их прогнать.
Все чернеет: крыша на лачуге,
Колоннады белого дворца...
Город задохнулся в тесном круге
Красного кирпичного кольца.
Черные каналы протекают,
Полные отравленной воды,
Корчатся и в муках умирают
Дымом прокопченные сады.
Города лицо испуганно и бледно,
Искаженное гримасою тоски,
А над ним протяжно и победно
Воют громкие фабричные гудки.
Семен Кесельман
Город
В вечерний час в огнистом свете,
В рубинах уличных огней
Мерцают каменные сети
Неслышно–шумных площадей.
Герои смутных сновидений,
Рабы, влюбленные в цариц, –
Танцуют призрачные тени
В потешных масках вместо лиц.
Кто предо мной в извивах шарфа,
Ты иль не ты, не все равно ль?
Струит невидимая арфа
В аккордах сладостную боль.
Кто скажет, в чем его желанья?
Конец в начале, в жажде – цель,
И с неба вечность льет сказанья
На посеревшую панель.
Александр Блок
Ночь на землю сошла. Мы с тобою одни.
Тихо плещется озеро, полное сна.
Сквозь деревья блестят городские огни,
В темном небе роскошная светит луна.
В сердце нашем огонь, в душах наших весна.
Где-то скрипка рыдает в ночной тишине,
Тихо плещется озеро, полное сна,
Отражаются звезды в его глубине.
Дремлет парк одинокий, луной озарен,
Льется скрипки рыдающий жалобный зов.
Воздух весь ароматом любви напоен,
Ароматом незримых волшебных цветов.
В темной бездне плывет одиноко луна.
Нам с тобой хорошо. Мы с тобою одни.
Тихо плещется озеро, полное сна.
Сквозь деревья блестят городские огни.
Рюрик Ивнев
Как жаль мне тех, кто не́ жил никогда
В глухих провинциальных городах,
Кто не дышал нетронутой травою,
Припав к земле кудрявой головою;
Кто не встречал на улицах коров,
Не подбирал заржавленных подков,
Кто не глазел на двухэтажный дом,
Как будто мир весь помещался в нём;
Кто не гулял в провинциальном сквере,
Где всё, казалось, было на фанере,
Кто не впивал с восторгом в детском взоре
Цвета афиш на сгорбленном заборе;
Кто не сжимал в своей руке пятак
У входа в цирк средь записных зевак,
Кто не бежал за бочкой водовоза,
С румяных щёк стирая наспех слёзы;
Кто не смотрел на пламя фонарей,
Как на глаза неведомых зверей;
Кто по ночам не вздрагивал во сне
И кто лица́ не поднимал к луне,
Кто не бродил за городской чертой,
Пронизанный несбыточной мечтой.
Николай Агнивцев
В домике на Введенской
У нее – зеленый капор
И такие же глаза;
У нее на сердце – прапор,
На колечке – бирюза!
Ну и что же тут такого?..
Называется ж она
Марь-Иванна Иванова
И живет уж издавна –
В том домишке, что сутулится
На углу Введенской улицы,
Позади сгоревших бань,
Где под окнами – скамеечка,
А на окнах – канареечка
И – герань!
Я от зависти тоскую!
Боже правый, помоги:
Ах, какие поцелуи!
Ах, какие пироги!..
Мы одно лишь тут заметим,
Что, по совести сказать,
Вместе с прапором-то этим
Хорошо бы побывать –
В том домишке, что сутулится
На углу Введенской улицы,
Позади сгоревших бань,
Где под окнами – скамеечка,
А на окнах – канареечка
И – герань!
Даниил ХАРМС
ПОСТОЯНСТВО ВЕСЕЛЬЯ И ГРЯЗИ
Вода в реке журчит, прохладна,
И тень от гор ложится в поле,
и гаснет в небе свет. И птицы
уже летают в сновиденьях.
А дворник с черными усами
стоит всю ночь под воротами,
и чешет грязными руками
под грязной шапкой свой затылок.
И в окнах слышен крик веселый
и топот ног, и звон бутылок.
Проходит день, потом неделя,
потом года проходят мимо,
и люди стройными рядами
в своих могилах исчезают.
А дворник с черными усами
стоит года под воротами,
и чешет грязными руками
под грязной шапкой свой затылок.
И в окнах слышен крик веселый
и топот ног, и звон бутылок.
Луна и солнце побледнели,
созвездья форму изменили.
Движенье сделалось тягучим,
и время стало, как песок.
А дворник с черными усами
стоит опять под воротами
и чешет грязными руками
под грязной шапкой свой затылок.
И в окнах слышен крик веселый
и топот ног, и звон бутылок.
Бенедикт Лившиц
В трактирах пьяный гул, на тротуарах грязь,
В промозглом воздухе платанов голых вязь,
Скрипучий омнибус, чьи грузные колеса
Враждуют с кузовом, сидящим как-то косо
И в ночь вперяющим два тусклых фонаря,
Рабочие, гурьбой бредущие, куря
У полицейского под носом носогрейки,
Дырявых крыш капель, осклизлые скамейки,
Канавы, полные навозом через край, ―
Вот какова она, моя дорога в рай!
***
Почитайте стихи автора
Наиболее популярные стихи на поэмбуке
