Damir Timur

Дом стоял в самом конце улицы, а дальше — тропинка, насыпь и рельсы — железная дорога, путь в Москву с просторов России и из Москвы по Золотому Кольцу или на восток до самых берегов Японского моря.

Когда сидишь дома — ну там… болеешь, погода скверная или накосорезил так, что гулять не выпускают, можно смотреть в окно на проезжающие поезда и думать. Представлять, куда они едут и откуда, кто там, внутри — в вагончиках, сколько дней они едут и зачем или к кому, где были, что видели. ̶З̶а̶в̶и̶д̶о̶в̶а̶т̶ь̶.̶

Вот чего не было. Зависти не было. Столько раз читал в книжках, как люди из домов возле железной дороги завидуют путешественникам и не мог понять — чему завидуют?

Ну, наверное, путешествию. Логично?

Я не завидовал. Может, знал ещё тогда, что в жизни придётся много путешествовать, и житьё на одном месте всегда будет для меня настоящим счастьем и мечтой.

И единственным местом, куда мне хотелось поехать на поезде, долгое время оставался город с загадочным названием Харбин.

Нет, меня не занимала китайская культура, я не думал о русских эмигрантах, просто слово нравилось. «Р» не по-русски прокатывалось по нёбу, звучало одновременно жёстко и ускользающе.

Откуда он взялся этот Харбин? Да всё проще некуда.

Бабуся смотрела кино по телевизору. Я смотрел на поезда и для полноты ощущений открывал окно, но только в тёплое время года или «чтобы проветрить». Закрытое окно глушило грохот поезда и ощущения были уже совсем не те.

Бабуся мирилась с этим ровно до самой переживательной сцены. В эти моменты она ворчала, мол, грохочет литер на Харбин, не слышно песен хунвэйбин, затвори окно, турка. После чего досматривала фильм, вздыхала — «тяжёлая картина», а я снова открывал окно, чтобы дослушать ход поезда.