Перцевая Людмила

Какое бы место вам читатели не определили в конкурсе, запереться в это публичную заводь интеллектуалов с их творениями и рассуждениями – большое удовольствие! Особенно если там объявится ментор с полной уверенностью в непогрешимости своих указаний – а он обязательно объявится и проявится во всей красе.

Вот мне указано, что в этом абзаце я допустила (О, ужас!) тавтологию, хотя речь на самом деле идет о повторах глаголов, - действий заполошно скачущего туда-сюда героя. Я робко возражаю, что тавтология – это все же нечто иное, просвещенный читатель тут же непременно вспомнить пресловутое «масло масляное».

Но с ментором не поспоришь, у него свои понятия о сочинении, пусть и повторы, они тоже рассказ не красят!

 

Ах, господа, художественную ткань произведений сочинители красят, еще как красят и повторами, и пируэтами с возвратом к уже произнесенному, и грубостями, и даже инверсиями, хоть в стихах, хоть в прозе.

И не поверите – с наслаждением используют ту же тавтологию!

Вот вы зашли в интернет и выловили ей жесткий приговор:

«Термин «тавтология» заимствован из греческого языка, в котором слово ταὐτολόγος означает «повторять одно и то же». В отечественном языкознании тавтологией называется фигура речи, образованная повтором одинаковых или однокоренных слов в предложении. Такое дублирование считается стилистической ошибкой».

 

Считается ошибкой!

И упрямо выскакивает хоть у маститых прозаиков, хоть в народном творчестве, хоть у записных мудрецов.

- Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.

- Не учи ученого!

- Богу – богово, кесарю – кесарево.

- Суета сует и томление духа.

- Вольному – воля, спасенному рай.

 

Вы сами можете продолжить ряд устойчивых выражений, от «За мир во всем мире!» до «Не судите – да не судимы будете».

От Цицерона, который, говорят, повторил Эпикура, выдав вот такую глубокомысленную максиму:«Если боль мучительная, она не продолжительна, если продолжительна, то не мучительна. Цицерон, ("О высшем благе и высшем зле").

До громкой французской поговорки: «à la guerre comme à la guerre», в уме тут же выскочит перевод: «на войне, как на войне!» - и нечего от нее ждать комфорта и безопасности.

 

Кажется, исключительно назло учителям, которые учат школяров подыскивать синонимы при написании сочинений, маститые прозаики играют всякими повторами и приговоренными к искоренению приемами, не зная укорота и меры! Обратитесь хоть к великой Библии, хоть к рассказам Платонова.

Андрей Платонович в письме к жене как-то написал: «Я люблю больше мудрость, чем философию, и больше знание, чем науку. Надо любить ту вселенную, которая может быть, а не ту, которая есть. Невозможное – невеста человечества, и к невозможному летят наши души… Невозможное – граница нашего мира с другим. Все научные теории, атомы, ионы, электроны, гипотезы – всякие законы – вовсе не реальные вещи, а отношения человеческого организма ко вселенной в момент познающей деятельности…» 1923 год.

И назвал свой сборник прозы сообразно со своим убеждением: «Живя главной жизнью».

 

Эвон как, "живя жизнью…"

 

Впрочем, я не хочу строго судить наших училок, они в своем праве. Каждый подходит к художественному произведению со своим мерилом, чаще всего – это сама личность критика. Дослушайте до конца, я не в порицание! Вот граф Лев Толстой категорически не воспринимал великого Достоевского, считал, что его надо бы хорошенько выправить и переписать. Сам он трудолюбиво переписывал свои сочинения многократно: в Пушкинском Доме в Петербурге я своими глазами видела рукопись «Анны Карениной», - по сорок раз иные страницы переписаны и выправлены! К совершенству стремился - и ведь достигал.

Свои пусть переписывает, а Достоевского – не надо трогать. Во всей его сумбурной взволнованности, какой-то стилистической забывчивости и повторах есть огромный смысл, искренняя невыглаженность, вызывающие особое доверие и расположение читателя. Самое убедительное доказательство того, что художественные ценности развиваются по своим законам, иной раз исключительно индивидуального свойства.

 

Опять вспомню Андрея Платонова и его ответ на критику газеты «Трудовая Армия».

Это совершенно потрясающий документ, из него невозможно вырвать отдельные фразы,

Но я согрешу и приведу только последние слова:

«Не казаться большим, а быть, - каким есть, - очень важная, никем не ценимая вещь.

Жить, а не мечтать, видеть, а не воображать – искусство не по силе людей, но зато и единственно истинное искусство».

 

От себя добавлю вовсе нечто несуразное: как бы умен ни был ваш собеседник, хоть граф, хоть пролетарий, хоть Леонов с его рафинированной прозой, хоть… не принимайте его поучение за истину в последней инстанции. Ведь жизнь продолжается. Откройте Библию и поучитесь у Творца.

«…И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы. И назвал бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер и было утро, и был день один».

 

Разве не прекрасно?!.