Мила Апрель

СОПИН Михаил Николаевич (1931–2004) родился в селе Ломном Курской области. Десятилетним мальчиком пережил оккупацию. Принимал участие в боях. С армией Москаленко как сын полка дошёл до Потсдама. После войны работал в колхозе, окончил ремесленное училище, работал токарем на заводе. В 1951 году был арестован за хранение оружия, затем вторично на 15 лет по статье указа от 4.06.47 («Об усилении борьбы с государственными и вольными хищениями», знаменитый «колосковый» указ). По отбытии срока жил в Перми, потом переехал в Вологду. Поэтические сборники: «Предвестный свет» (1985), «Судьбы моей поле» (1991), «Смещение» (1991), «Обугленные веком» (1995), «Молитвы времени разлома» (2002), «Свобода – тягостная ноша», «Пока живёшь, душа, люби!..» (посмертно, 2006, вышла в Чикаго). Жил в Вологде.

 

 

* * *

МОИ ДРУЗЬЯ – НА ТОЙ ВОЙНЕ

 

 

Мои друзья – на той войне.

 

Здесь мир не мой,

 

Страна другая.

 

Не страшно мне, а пусто мне:

 

Чужой я здесь, до содроганья.

 

Бегу – в огонь из-под огня.

 

Пить! Пить хочу...

 

Красна водица!

 

И понимаю – для меня

 

Что умереть, что пробудиться.

 

В каком году, в каком краю –

 

Приговоренно, безысходно

 

Средь павших без вести стою

 

Один,

 

Построенный повзводно.

 

И снится мне, что я живой.

 

Рассвет тревожен и прохладен.

 

И ветер почты полевой

 

По голове меня погладил...

 

 

МУЖИК

 

Недавно в гости не просили –

 

Сегодня грабят.

 

Вороньё,

 

Не надо каркать о России,

 

Вы трижды предали её.

 

Кровь полевая не остыла.

 

Непостижимо:

 

Не враги –

 

Извечные каптёры тыла

 

Опять сгибают в три дуги

 

Того, кто мыкал все напасти,

 

Да в самый смак,

 

Да в самый шик

 

Тебя, Архангел серой масти,

 

Российский спившийся мужик!

 

Не от трудов душа сломалась,

 

От вечной лжи

 

Ты сдал хребтом,

 

И если б выпрямился малость,

 

Стоял бы в уровень

 

С Христом.

 

 

* * *

 

Не заблудился я,

 

Но всё же поаукай.

 

Я не замёрз,

 

Но не гаси огня.

 

Я не ослеп,

 

Но протяни мне руку.

 

Я не ослаб,

 

Но пожалей меня.

 

 

* * *

 

Тропа дана. Сума дана.

Любви отведен час.

И приговоров письмена

Начертаны для нас.

Играет власть –

Все карты в масть.

Власть сирых – плеть судьбы:

Назад – столбы,

Вперёд – столбы

И по бокам – столбы.

Защиты нет. Пощады нет.

И свет в окне крестов.

И от тенет, и от клевет

Бессилен Храм Христов.

Так назревает для страны

Проблемы острый нож:

Не Богом мы разделены

На нищих и вельмож.

Одним – в цари,

Другим – в псари,

И предрешён вопрос?

Нет.

Умирает псарь,

Как царь,

И царь гниёт,

Как пёс.

 

 

* * *

 

И будет дождь.

И ветер –

Лют, отчаян!

Увижу жизнь –

Как чей-то

Свет в окне.

И навсегда

С былым

Своим прощаясь,

Прощу я тех,

Что не прощали мне.

И будет ночь –

Безбрежная, как вечность.

И встану я

У краешка ночи.

Через обрыв

Печалью человечьей

Мне

Дальний голос

Предков

Прокричит.

Весенней ночью

Тоненькой струною

Порвётся жизнь.

Душа моя

Сгорит

И полетит

Над миром и страною

Печальным светом,

Как метеорит.

 

 

* * *

Моим родимым –

Леночке с Вадимом

 

Бой глуше. Дальше. Стороной.

Я обречён державной кликой

Беззвучно плакать

Над страной

В период гласности великой.

Всё больше павших и калечных.

Всё громче слава о войне.

И страшно то,

Что страх во мне

Истлел.

Испеплился.

Навечно.

К тому и шли, мечту веков

Осуществив впервые в мире!

Дым разнесло, в державном тире –

Ни белых, ни большевиков.

Кто устремился к грабежу,

Кто – к ностальгии о тиране.

Прижав ладонь к тяжёлой ране,

На бруствере один лежу.

Мне, отшагавшему в строю,

Сценарий ясен:

Враг дал дёру.

Приспело время мародёру –

По душу смертную мою.

 

1992

 

 

* * *

 

Ещё люблю –

Как никогда –

Поля вечерние,

Былинные.

И поезда,

Но поезда

С дымами

Низкими и длинными!

Ещё влекут меня

Пути

И перелески золочёные,

И переклички звёздных птиц

Над бездной

Белою и черною.

Ещё не кончена страда:

Пою.

Дышу.

Касаюсь озими,

Пока не вымыты года

Судьбы моей

Дождями поздними.

 

 

ПРОЩЁНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ

 

Стоишь ты,

Руки на груди скрестив,

А ветер

Тихо волосы колышет.

Я помню всё.

Хочу сказать:

«Прости...»

Но сквозь года и вёрсты

Не услышишь.

И вот теперь,

Изведав столько бед,

И роком злым

Любим и охраняем,

Я говорю,

Но только не тебе,

А в стылый сумрак

Горечь слов роняя.

Их слышит путь,

Каким устав шагать,

Уж столько лет

Влачусь я одиноко.

Их слышат ночь,

И мрачная тайга,

Да ветра вой,

Что бьётся в наледь окон.

И ты - в глазах...

Усталость рук скрестив,

Стоишь,

И время образ твой колышет.

И я, хрипя,

Кричу тебе: «Прости!..»

Но с каждым годом

Тише, тише, тише...