Аирэй стоял на краю одного из выступов Леарианской скалы, пристально вглядываясь в пилообразные очертания бездонной пропасти. Каждую ночь, пьяня своё воображение её неизвестностью, он старался подавить невыносимый инстинкт самосохранения и отчаянно броситься на произвол безумной мысли. Именно в этот, двадцать третий для него, раз, лунные лучи, скользящие вглубь каменного ничто, казалось, открывают перед внутренним взором нечто новое и непреодолимо манящее. Едва заметные дуновения тёплого ветра успокаивали его возбуждённое сознание и внушали небывалую уверенность в предстоящий порыв.

- Поразительно, - сказал Аирэй, - как иногда погода влияет на нас.

Он оторвал взгляд от бездны и вперил его в одну из многочисленных звёзд. Впервые за всё его пребывание в безликом месте, небо было на удивление чистым. Оно представляло собой живописный орнамент, некое блистающее цунами из немых огней, что обрушивалось на растерянного наблюдателя, погружая его в космический синдром Стендаля. Аирэй на мгновение забыл о своем обыденном ритуале и, изумлённый чарующим пейзажем, продекламировал отрывок из стихотворения, написанного его отцом:

Иллюзии оставь! И высью занебесной

Свой взор вооружи: пускай полёт чудесный

Лишь мыслию цвести в мечтании начнёт

И новое в душе надеждою зажжёт!

 

Он улыбнулся. Игривый пламень поэзии всегда таинственно проникал в его душу и согревал холодный разум. Ещё с детства отец читал ему великие поэмы и невольно привил это окрыляющее восприятие. Продолжая смотреть ввысь, Аирэй достал из заднего кармана своих брюк аккуратно сложенный лист бумаги. Он опустил голову и медленно его развернул. Лунного света было вполне достаточно, чтобы различать написанное.

"Здравствуй, сын. Слишком долго навязчивая мысль томила твоего отца! Я решил поддаться искушению и осуществить задуманное. Знаю, ты поймёшь. Двадцать лет ожидания тянулись целую вечность. Целую вечность счастливой жизни со своим сыном. Я взрослел вместе с тобой, Аирэй. Ты помог мне увидеть то, чего бы я никогда не увидел без тебя. Именно твоя любовь исцелила полуживого, неумолимо скорбящего отца. Она проникла в мою душу как противоядие, благотворное зелье от печали минувших дней - того самого губительного вина, что с каждым годом становится лишь крепче. Спасибо тебе, мой мальчик. Ты воодушевил опустошённого на невозможное! Вооружил его давно забытым оружием - надеждой. Я, словно юнец, принявший аколладу, с гордым чувством предвкушаю первое сражение. Ступаю смело навстречу риску. Как же приятно вновь ощутить эту неизбывную жажду! Ты всегда восхищался мной, не уставая говорить спасибо за каждое знание, которое получил. Настал мой черёд. Коленопреклонённый, я пишу эти строки... Знай - всё, чем я обязан в этой жизни - благодаря тебе, мой сын! Я очень тебя люблю. Искренность бурлит, льющийся поток мыслей преображается в водопад неистощимого вдохновения... но я уже сказал всё, что хотел. Должен идти. Не могу подвергать тебя опасности, поэтому не скажу зачем и куда. Рано или поздно ты сам обо всём догадаешься... Несокрушимая целеустремлённость в совокупности с отчаянной верой позволяют достигать невозможного!"

На глазах выступили слёзы. Аирэй выучил эту рукопись наизусть ещё двадцать три дня назад, когда впервые её увидел. И всякий раз очередного повторения каждая фраза буквально впивалась в него заново. Он прислонил лист к груди и поднял голову к звёздам. Слёзы стекали с подбородка на бумагу, невольно выделяя старые следы своих предшественниц. Отец был для него всем. Его уход знаменовал собой долгие размышления, и Аирэй не мог успокоиться, пока не понял суть этого ухода. Он всечасно тревожил свои воспоминания, выуживая из них любые мысли, когда-то высказанные отцом, и связывал их с его письмом. В голове неизменно звучала последняя строка, которая и приводила Аирэя к этой безликой скале. Безрассудный авантюрист, каким он считал отца, всегда "смело ступал навстречу риску", но никогда не писал своему сыну таких пронзительных и, как казалось, прощальных строк. Он надеялся, что отец вернётся. Когда-то в шутку им был выражен негласный наказ:

- У меня ведь есть мечта, Аирэй. Несбыточная, как ты бы сказал. Но я могу уйти на её осуществление, нещадно тебя бросив! Но не волнуйся, через неделю, максимум две, мне всё равно придётся вернуться, я вспомню, что люблю тебя... И еда у тебя когда-нибудь закончится. А кто будет тебя кормить, кроме любимого папы?

 

Аирэю было шесть, когда произошёл этот разговор. С тех пор прошло пятнадцать лет, и он не сомневался, что отец помнит свои слова. Но более трёх недель его отсутствия побудили растерянного юношу превратить тревожные скитания в несокрушимую целеустремлённость. Он не мог знать наверняка, но отчаянно верил, что следует правильному курсу. Чувствовал, что должен найти любимого папу.

Аккуратно сложив письмо, Аирэй убрал его обратно в карман. Отступил от края выступа на десять шагов и вновь посмотрел в небо.

- Возможно, я вижу тебя в последний раз, но хочу, чтобы ты знало: я никогда не видел ничего прекраснее, чем ты сейчас.

Две или три звезды сверкнули в своём полёте, будто небеса улыбнулись комплименту. Аирэй опустил голову и теперь видел лишь голую каменную тропу, ведущую в никуда. Он жадно вдохнул ласковый воздух и принял позицию лёгкого атлета перед стартовым выстрелом. Улыбка вспыхнула на его лице, и глаза вновь заблестели от счастливых слёз. Достичь невозможного. Сейчас или никогда.

- СТУПАЮ СМЕЛО НАВСТРЕЧУ РИСКУ!

Молниеносным рывком он ринулся вперед и бросился в бездну.

 

10.06.2008