Мой родной и любимый город Казань. Как я любил твои дворики, заросшие сиренью, рябиной, бузиной, с развешанным вдоль и поперёк бельём. С грохочущими по мостовым самодельными самокатами.

Время неумолимо. Старые дома сносятся варварами-нуворишами, уступая место ублюдочным особнячкам и коттеджам.

Но память всегда возвращает в минувшее…

***

Вспоминается…

В одном богом забытом переулке, глухом дворе среди домов-скворешен и тополей, опутанных живым разноцветным бельём, сидели двое: художник и десятилетний пацан.

Первый — сосредоточенно прищурясь и бормоча под нос расхожий мотивчик, рисовал двор. Другой же исподлобья смотрел то вглубь двора, то на картину.

— Ты здешний что ли, пацан? — поинтересовался художник, не отрываясь от этюдника.

— Здешний. А чо?

— Ну и как, получается?

— Получается, вроде.

— Ну всё-таки? Скажи, тебе ж виднее.

— Вон там, глядите, у собачьей будки качели висят, вы их позабыли.

— Ишь ты, а верно, я думал — так, болтается верёвка. Сейчас, сейчас, качели та качели.

— Потом, вон там стояла голубятня на крыше. Но её вчера сломали…

— Ишь ты. Чего сломали-то?

— А помер дядя Гена. Кому она теперь, вот и сломали. А вы всё равно рисуйте, все-таки была. С ней радостней было

***

И два двора, два мира оживали — и на холсте, и настоящий. И с треском распахивались окна, полыхнув на миг кусочком неба. Кружили голуби и пыльный летний ветер играл с бельём, качался на качелях…

______________________

Моя Казань, ты и художник, и ребёнок.

Ты и мудра, и по-мальчишески наивна.

Творишь себя умелыми мазками.

Но отчего же взгляд печален твой?..