Город
...это были времена легендарные, те времена, когда в садах самого прекрасного города нашей Родины жило беспечальное, юное поколение. Тогда-то в сердцах у этого поколения родилась уверенность, что вся жизнь пройдет в белом цвете, тихо, спокойно, зори, закаты, Днепр, Крещатик, солнечные улицы летом, а зимой не холодный, не жесткий, крупный ласковый снег.
...И вышло совершенно наоборот. Легендарные времена оборвались, и внезапно, и грозно наступила история.
Михаил Булгаков
Иногда мне кажется,
что я старше этого Города.
Мое тело кудрявой рыжей козы
еще ступало золотыми копытцами по отвесным скалам
или парило орлицей над туманной пропастью,
а душа уже была здесь –
над широкой лентой яблоневой реки,
по берегам которой потом раскинется Город...
Иногда мне кажется, что мои дети
жили здесь еще до моего рождения,
потому что здесь они цветут, как иволистные магнолии,
а живут жарко и уверенно,
как привычные этому краю абрикосы.
Иногда мне кажется, что мой мужчина
в невиданных мною веках
скакал по этим холмам
на игреневой лошади с палевой гривой,
размахивая саблей налево и направо,
чтобы потом привести меня сюда,
в заросли магической травы
с чудным названием нечуй-ветер...
Говорят, ее находили только слепцы,
Потому что влюбленные и есть –
счастливой слепотой одаренные Богом...
Я так светло и оголтело
была счастлива в Городе,
что просмотрела,
когда серой навязчивой грязью в рукава
его большой реки-аорты
влилась большая вселенская боль-болезнь,
осыпавшая оспинами его берега,
перекрывшая ароматное дыхание ранней весны,
размывшая карминные трещины во всетерпимом сердце...
Прости меня, Город,
ведь однажды мне показалось,
что ты изменился, сдался, открыл ворота
неуемным разрушительным ветрам,
которые сносят твои фруктовые сады,
клеверные заросли и придорожный шиповник,
голоса колоколен и шляпки соборов.
Теперь я знаю, что это не так.
Просто ты теперь, как и я,
– обжигающий чай,
налитый в алюминиевую гнутую кружку
вместо нежной фарфоровой чашки с фамильным вензелем...
Ты стал похож на раздерганное аистиное гнездо,
которое чьи-то липкие руки сняли с теплой черепичной крыши
и перенесли в сырые камышовые заросли.
Ты дышишь надрывно и болезненно,
будто тебя заставили нести в гору
непосильную ношу чужой ущербности,
необъятной жадности и нечеловеческого безумия.
Иногда мне кажется, что я старше этого Города...
Почему же во мне так мало мудрости и сил,
чтобы сохранить его?
