Очарованный Кеня
Какое ты, лето 1877-го? Намедни на войну с турками
отправилась блистательная императорская армия,
патриоты ожидают победоносных реляций с Дуная.
Нет, оставаться в тисках гранита более невыносимо.
Прощай, разлинованный и угрюмый Санкт-Петербург
со всеми твоими унылыми и безразличными жителями,
бессмысленно бродящими среди серых кварталов
в тщетном поиске своих навсегда разбитых надежд.
Коляска катит вдоль кипенной зелени лесов и полей,
свежие ветра распевают дерзкие шальные песни —
вот она, долгожданная свобода, непонятный мир,
переполненный яркими впечатлениями — мечта поэта!
Мало что меняется в провинции за сто пятьдесят лет.
Стон кукушки, пыль с обочин, густеющая тьма глухомани.
Редкие барские дома, радующие глаз путешественника,
которому предстоит долгая дорога во глубины империи.
Студент-филолог двадцати с небольшим лет от роду
едет на каникулы, чтобы подзаработать за лето денег.
Друг познакомил его с молодой вдовой, чьи сыновья
имеют мало шансов перейти в третий класс гимназии.
Они условились, что суровый репетитор подтянет ребят,
отдохнёт на лоне природы — дивные края, Смоленщина!
Вдове тридцать шесть, она красива, умна и печальна,
дорожные приключения сближают — как тут не влюбиться?
Она рассказывает про отца, героя войны и друга Рылеева,
как в детстве её учил чистописанию сам Афанасий Фет,
как, потеряв рассудок, она не раз вскрывала гроб мужа,
не в силах понять и принять: "За что мне всё это, Господи?"
Коляска мерно качается, рыцарь горячо сострадает даме,
жёлтым огнём пылают на рясных лугах одуванчики,
ошалевшая природа восстаёт от долгого уныния зимы —
как не влюбиться зануде, воспитанному на Еврипиде?
Читатель разочарован — что за сентиментальный сюжет?
Хищная помещица и юный репетитор на летних вакациях,
жаркий поцелуй в ночном саду, сирени, трели, соловьи...
Боже, всё так банально! Пошлятина — но что в итоге?
"Когда б вы знали, из какого сора растут стихи…"
Дальше будет всем давно известное — их обвенчают,
он станет служить директором Царскосельской гимназии,
чудаковатым преподавателем латыни и греческого языка,
будет писать стихи, которые никто не захочет печатать,
и умрёт в самый день отставки на привокзальных ступенях.
А через пару лет его признают гениальным поэтом-лириком.
Опубликуют архив, который он часто намеревался сжечь.
Назовут пророком символизма, по нему заголосят курсистки.
Нет, ничего не дано нам предугадать наперёд...
Но как же она? Та, которой он посвятит лучшие строки?
Сколько гадостей обрушится на её несчастную голову!
Припомнят всё — от манеры одеваться до меркантильности,
соорудят сплетни о том, что её Кенечка был ей неверен.
Да, оберегая нежную душу мужа, она всегда прагматична,
она-то умеет говорит с людьми, бывая излишне жёсткой.
Но случись по-иному, разве смог бы он сотворить всё то,
чем ныне гордится русская поэзия? Его жертва оправдана.
Пожалуй, эта женитьба будет главной удачей его жизни.
А пока лето, дорога, леса, луга, соловьиные перепевы —
едет, едет по России очередной "очарованный странник".
Прочтя его обречённое "...одной Звезды я повторяю имя",
она с наивной гордостью улыбнётся подругам, прошамкав:
— Милый Кенечка! Видите, как он любил меня?
