как я не полюбил современную поэзию
В году тысяча девятьсот семьдесят седьмом
от рождения Христова
(хотя тогда не поминали Христа всуе)
Аполлон Матвеевич Христолюбов родил сына.
Ах, звали бы его Аполлинарий, как бы звучало:
Сергей Аполлинарьевич Христолюбов - шептались тётки.
Была бы жива бабка, она б непременно сказала,
что пьяный Матвей перепутал - ведь счастье какое было!
Здоровый мальчик, совсем как сейчас Серёжа, даром, что Аполлоныч.
Быть Аполлонычем было похоже на выход в открытый космос,
стоило бы носить с младенцем пачку Союз-Апполон-4,
но разве их купишь? Только у спекулянтов.
Но Аполлон Матвеевич грусти не поддавался -
когда ещё его мальчик станет мужчиной?
А до тех пор, слушай, Серёжка, про мячик,
слушай, малыш, про Таню,
болей за бычка,
ныкай бычки на полке,
пробуй за гаражами.
В школе меня звали Серым
и Серым Полбельведерским -
пестики и тычинки, помноженные на греков.
Папа, даром что слесарь, таскал с развалов поэтов,
читай, мол, Серёжа, больше,
оправдывай, так сказать, имя,
радуйся, что не Христосуев.
Я и читал.
Конечно, греки - они могучи,
гекзаметр, моря, Ахиллы, Тесеи, осады Трои.
Но я-то хотел с парнями гонять на футбольном поле,
а папа сказал: "Учиться! И будешь хотя бы книжки
писать, раз рисовать не можешь и к музыке неспособен."
Да к черту такое счастье! - подумал я на филфаке.
Когда вокруг только девки, какая уж тут учёба,
какие уж тут сонеты, какая литература?
А если ещё подкачаться, да сделать значок нагрудный
по типу "Спроси меня, если хочешь...",
то вылитый Бельведерский,
ходи себе, выделяйся.
Какая литература?
Декан вот меня понимала.
И выперся бы в солдаты, но тут зарыдала мама.
Да к чёрту такое счастье!
И всё-таки доучился.
И вот я теперь солидный Сергей Аполлоныч, что вы!
Хожу в коридорах школы, учитель литературы.
А книгу я не осилил.
И это, пожалуй, лучшее, что я так никогда и не сделал,
потому что сами вы почитайте,
что пишут в толстых журналах.
