"Ночью ударил колокол..."
Ночью ударил колокол,
Хотя в городе не было звонаря,
А колокольня стояла разрушенной:
В ней звенели лишь ласточки по весне.
Ночью ударил колокол:
В темноте шло безликое, страшное —
Надвигалось стеной —
С востока ли, с запада, —
С того берега узкой реки.
А город был маленьким,
Похожим на глиняную игрушку.
Кто был первым из всех — не знаю;
Но когда я спустилась к берегу,
Там стояли все горожане —
Молчаливые, взявшись за руки,
Превратившись в живую цепь.
И спокойно смотрели в ночь.
Я узнала свою соседку —
Нелюдимую девушку в фенечках,
У которой с десяток котов —
Чëрных, пепельных, снежных и рыжих,
Как рассыпанная фасоль.
Я узнала бомжа и бомжиху —
Как-то раз они целовались у станции,
И бомжиха тогда смеялась
И кололась лицом о немытую бороду.
Я узнала чиновника —
Он отстраивал колокольню,
А потом помешался, бедняга,
Всë бродил и кричал:
"Миром правит чудовище,
Жрëт и жрëт формуляры, приказы, отчëты
И растëт!.."
Лишь себя не узнала.
Мне на миг показалось,
Что над каждым из них — звезда.
Над кошатницей — зеленоватый дворовый прищур,
Над бомжом и бомжихой — терновные, колкие,
Над чиновником — ясная, будто крест колоколенки...
Кто-то взял меня за руку.
Звëзды тихо сходились к воде
По изрытому полю.
Становились в ежистую цепь заграждений.
Заплетались в венок.
Мы стояли, врастая в берег.
И мы знали, что ей не пройти.
"Семик-Троица,
Богородица...
Мы венок совьëм..."
Не пройти.
