Ехать на совещание в город не хотелось. Вставать в пять утра — тоже.

И вообще, в последнее время ничего не хочется…

Разве что темноты и покоя.

 

Не заходя домой после работы, свернула к реке. Присев на краешек большого камня, невольно залюбовалась открывшейся передо мной предвечерней далью. Это было моё любимое место: крутой берег, настоящий обрыв над широкой рекой, внизу сверкающая в закатном солнце рябь на поверхности глубокой воды. Сегодня здесь так тихо. И – солнце! Впереди весна… А на душе — муторно, огромная вязкая и чёрная тоска, у которой нет берегов.

 

Мой взгляд привлекли большие белые птицы, плывущие поодаль по холодным волнам. Лебеди! Вернулись! И у них, наверно, уже… любовь? Почему у людей не бывает так просто? Почему тоска съедает меня? Почему гнетущее молчание между нами вместо нужных и необходимых слов?

Мои мысли снова побежали по наезженной до блеска дорожке, вернее — по кругу, безысходному кругу. И сердце снова сжалось так, что солнечный свет сделался вдруг чёрным, как бывает за секунду перед обмороком.

А может, закрыть глаза — и прыгнуть? Нет, не поплавать. Я не умею плавать. И крыльев у меня больше нет.

Просто прыгнуть в обрыв, и всё закончится в одночасье: тягостные мысли, мучительные изматывающие сны и тоска, тоска…

 

Нет. Я не думаю, что это закончится, потому что не знаю: что ТАМ, с той стороны. Да и не уверена, что Ты стоишь такого шага.

Больше не уверена.

 

Солнце, как бы поняв, о чём я думаю, испугавшись, поспешно спряталось за длинной тучей, и одним глазком поглядывало на меня сверху. Сразу стало прохладно и сыро, и лебеди больше не качались на волнах. Я поднялась и нехотя побрела домой. Завтра вставать в пять утра. Напьюсь лекарств и посплю хоть часок, с тоской с обнимку.

 

***

…Ты держишь меня в объятьях и целуешь жадно, торопясь, как будто в последний раз.

— Нежная. Какая ты нежная. Но сколько в тебе страсти…

Хочу Тебе ответить, сказать, что без Тебя не могу — ни дня. Но с губ срывается только сиплый шёпот. Протягиваю руки, пытаюсь Тебя удержать, но Ты растворяешься, становишься далёким, как луна перед рассветом.

 

Просыпаюсь. Вот она, предрассветная далёкая луна. Смотрит сквозь занавеску, ухмыляясь чему-то. Бледные лучи разбудили меня. Теперь не уснуть.

Я вспоминаю сон. Опять этот сон. За два месяца он меня просто вымотал.

Уже два месяца, как мы с Тобой расстались.

 

Нужно вставать, собираться. Мне следует сегодня быть в форме: еду получать награду от Центрального Совета Москвы, будет церемония и приём, множество людей, знакомых и незнакомых. Надо бы радоваться, но нет сил. Что-то расклеилась я. Хочу темноты и покоя. Но не зря же куплено платье цвета голубого-преголубого неба? Правда, оно куплено ДО, но куплено же. На торжественную церемонию нужно бы платье построже, но мне так захотелось это. Хоть тут я могу себе не отказывать?

Всё. Встаю.

А может, проще — в обрыв?

 

***

Четыре часа дороги и будущее, безоговорочно, для каждого нормального человека радостное событие не отвлекли меня от воспоминаний о нашей последней встрече. Мысленно я разговаривала с Тобой, как будто мы были рядом. Ну почему, почему я продолжаю заниматься самоедством? Зачем лелею в себе тоску? Ведь сама поставила точку в наших отношениях. Сама закрыла перед Тобою двери, обрекая свой мир на пустоту. Но иначе я не могла: надежды на безоблачное счастье рухнули, когда на мой главный вопрос ты ответил так буднично, так… банально и рассудительно. Ты так взывал к моему здравому смыслу и предлагал мне понять, что твои слова стали безжалостным контрольным выстрелом в сердце. После них всё потеряло смысл.

Даже жизнь.

 

***

Водитель Николаевич легонько прикоснулся к моему локтю.

— Шеф, просыпайся. Приехали.

 

Открыла глаза. Автомобиль уже на парковке.

Надо же. Заснула. В кои-то веки. Днём! И в машине. Пригрелась, видимо.

За окном накрапывал мелкий дождь. Так не хотелось выходить в эту сырую и серую городскую реальность. Зябко повела плечами:

— Николаич, а может… назад — домой?

— Ну, ты чего? А орден? А новое платье? Давай-давай, пудри носик и идём.

Пришлось подчиниться. С Николаевичем лучше не спорить. К тому же, он любит говорить: «Я жизнь прожил! А вы ещё — куга зелёная».

 

***

На таком мероприятии я впервые. Множество людей. Разговоры, приглушенный смех. В фойе собрались руководители организаций, приглашённые сотрудники. Здороваюсь со знакомыми и незнакомыми, невольно улыбаюсь. Кому тут дело до моей тоски? Ну что же, нужно идти в зал заседаний — главное действие будет происходить там. Николаевич идёт со мною, как верный паж.

 

Возле зала заседаний многолюдно. Времени до начала ещё предостаточно. И я тихо шучу:

— Можно было приехать к обеду, успели бы в самый раз.

Николаевич прячет улыбку в кулак. Я улыбаюсь ему в ответ.

 

— Вряд ли успели бы.

Оборачиваюсь на голос. Незнакомый мужчина в умопомрачительно красивом галстуке улыбается мне и окидывает весёлым, хоть и прицельным взглядом.

— Отчего же. Нам триста вёрст отмахать, как поле перейти. Да, Николаевич?

 

Но Николаич куда-то незаметно и, подозреваю, намеренно ретировался. Вот жук! Оставил меня одну на обозрение постороннему красавцу. Всё никак не отделается от желания пристроить меня в «добрые руки». Он же все четыре часа в пути косился в мою сторону, хоть и профессионально пристально следил за дорогой. Вот наверняка и заметил мои влажные глаза. Да и не только сегодня…

 

Незнакомец вскользь смотрит на часы, уточняя время.

— Ещё полчаса до заседания. Составите мне компанию за чашкой кофе?

— Пожалуй, кофе я выпила бы.

— Вот и славно. Идёмте.

 

Он неожиданно быстро взял мою ладонь в свою руку, легонько пожал и чуть поклонился:

— Сергей… Степанович.

— Ева. Константиновна.

– Красивое имя – Ева…

Его взгляд внимателен и чуть игрив, а в уголках губ прячется улыбка.

 

Пьем кофе.

— Вы недавно в должности? Ни разу не видел вас на совещаниях. Заметил бы сразу… такую.

Он со мною… флиртует? Несмотря на мою, мягко выражаясь, постную физиономию? Несмотря на то, что в сердце сквозная дыра, и её видно, как мне кажется, невооружённым глазом? Или… не видно?

С интересом смотрю в его лицо:

— Недавно.

И ловлю себя на крамольной мысли: «Странно, я уже полчаса не думаю о своём «горе по имени Ты».

— Идёмте на вручение. А то пропустим самое интересное.

— Меня Николаевич не простит, если я всё пропущу.

— Кстати, а где он?

— Где-нибудь поблизости. Он надолго меня не отпускает из поля зрения.

 

Но вместо Николаевича некстати появился знакомый Сергея Степановича, который попросил уделить ему пять минут для важного разговора. Я тактично оставляю их наедине. Удаляясь, чувствую его взгляд.

 

Войдя в зал, выбираю место у стены. Тут удобно, и рядом окошко. На случай, если совещание будет скучным, посчитаю хоть воробьев на ветке. Три часа официоза трудно выдержать даже новичку, которому всё интересно.

Появляется Николаевич и усаживается рядом. Это хорошо. Могу ведь замечтаться, задуматься и оставить что-нибудь из вещей, сумочку или документы. Знаю себя — не в первый раз! Удивляюсь его собранности и преданности.

 

На последних минутах перед началом в зал входит новый знакомый. Он кого-то ищет глазами… Нашёл. Меня. Сделав несколько шагов в моём направлении, понимает, что рядом сесть не получится. С трибуны уже раздаётся голос председателя, начинающего торжество.

Сергей Степанович протискивается мимо сидящих и опускается на свободное место чуть позади. А у меня мурашки по спине! И так сидеть три часа?

 

Какие там воробьи! Все мысли заняты человеком, сидящим позади меня. Я чувствую его взгляд. От нового знакомого идёт какая-то приятная и волнующая энергия, и мне трудно усидеть на месте. Я украдкой, чуть обернувшись, смотрю в его сторону. А он красивый. Особенно, когда улыбается…

 

Свою награду шла получать на трясущихся ногах. И страшновато, и волнующе, а приятно-то как! Николаевич вовремя толкнул меня легонько в бок, иначе, задумавшись, я бы пропустила свой выход. Слышались приглушенные аплодисменты, кто-то говорил: «Молодец!», «Так держать!» А я видела только весёлые глаза Сергея Степановича.

Он смотрел на меня как-то по-особому, не так, как все, я это чувствовала. Нет, не из-за ордена, который теперь украшал мою грудь. Он смотрел на меня, как на женщину, волнующую мужчину. И я, расправив плечи, стряхнув надоевшую мне печаль, улыбалась ему в ответ.

 

Почему, ну почему меня позвали в кабинет подписывать какие-то срочные бумаги? И зачем продержали целый час, ведя какие-то разговоры, которые прошли мимо моего сознания?

Сергей Степанович метался у дверей, поглядывая то на часы, то на меня — в приоткрытую дверь. Видимо, очень торопился с отъездом. Но меня всё задерживали и задерживали.

 

Что запомнила напоследок, так это отчаяние в его взгляде.

Когда я вышла,коридор был тоскливо пуст.

 

***

Вот и всё. Я дома.

Четыре часа в машине — и в сумбуре мыслей.

 

Думалось о том, как же хорошо вовремя сменить обстановку и встретить нужного человека в особо острый жизненный момент, человека, с которым ты, возможно, больше никогда не увидишься, но который вселил в тебя уверенность — в лучшее, в себя. И в то, что ты ещё желанная женщина. Произошло что-то невидимое, неуловимое, но такое важное, что мне захотелось — да просто жить!

 

Первый раз за два месяца я уснула, едва коснувшись головой подушки. И первый раз мне не приснился Ты… А если приснился бы — я бы просто Тебя не узнала.

 

***

«Дорогой. Нет…милый Сергей Степанович! Спасибо Вам за то, что мне расхотелось в обрыв».

Улыбнувшись, представила его удивлённые глаза, когда он прочтёт это странное, понятное только мне сообщение.

Такое смс я отослала утром Сергею, рано проснувшись оттого, что мне что-то мешает спать. Может, это понемногу отрастают мои изломанные крылья?..

 

***

Спросите: откуда у меня номер телефона Сергея Степановича?

Конечно, от Николаевича! Он подложил мне визитку в сумочку! А вот как и зачем? Спрошу у него сегодня.

Ой, спрошу…

Держись, Николаевич!