Она шла по тошнотворно знакомой асфальтовой дорожке, лениво огибающей мрачный строй серых пятиэтажек. Вот уже видна непонятно зачем поставленная здесь скамейка, всегда грязно-синяя и облупленная, и рядом вечно переполненная пасть корявой мусорки.

Какая-то невыразимая тяжесть опустилась на Люсины плечи, даже любимый полосатый шарфик сидит неудобно, давит… И захотелось остановиться и присесть, подышать вечерней сырой прохладой, оттягивая момент возвращения в квартиру. Она и села, поймав себя на том, что думает именно так - «в квартиру». Не домой. Какой это теперь дом? И какое жуткое, чужое нелепое слово – развод… разве можно этим набором звуков обозначить пропасть, обвал, целую отрезанную жизнь?

Закрыть глаза и отключить всё: зрение, слух, мысли, особенно – мысли. Вообще не ничего не ощущать, просто – не быть. Совсем, напрочь!

 

На несколько секунд – или минут? – ей это действительно удалось, надо же. Всё стихло, ухнуло в мягкую тьму, даже сердце, кажется, растаяло и растворилось в ней… Люся осознала, что она снова бредёт, и сумка на плече, и последний серый дом позади, а прямо перед ней уже и перекрёсток. Как поднялась со скамьи, прошла всю дорожку - непонятно, неужели на автомате? Ещё люди за пьяную примут… Но прохожих не было, только на остановке кто-то сидел, и она покосилась осторожно – не смотрит ли?

На светофоре мигнул жёлтый, засеменил ножками зеленый человечек, и Люся обречённо двинулась по переходу, почему-то ярко полосато-белому, как только что нарисованному – когда успели обновить, днём, что ли? Вон, и будку новую поставили на той стороне, даже надпись «Цветы» горит, и свет внутри горит тоже, и видны вазоны с букетами, шарики, какая-то зелень. Мило. А что, зайти, купить себе орхидею, например? И назвать её…

Тут перед глазами всплыло весёлое лицо Вадима, белоснежные цветки-бабочки, и прозвенело в голове дурашливое: «А назовём-ка мы её Натуся, как ту забавную медсестричку, ну которая меня из твоей палаты выгнала, а?» И сразу расхотелось не только орхидею покупать, но и вообще смотреть на цветы.

Обогнув раздражающий теперь магазинчик, Люся сделала несколько шагов и остановилась в недоумении. Потом оглянулась – и опять посмотрела перед собой. То есть? Ну ладно, переход, будка, но – дома, их что, тоже перекрасить успели? Стоп. Девятиэтажка на углу Пермской стала… раз, два…семиэтажкой? А парикмахерская…где высокое крылечко и неказистая дверь с вычурной вывеской «Винтаж»? Бред. Или что-то с головой… она пришла в другой микрорайон, заблудилась, спятила?

Так, спокойно. Надо просто вернуться. Дождаться зеленого человечка – и бегом назад. Теперь мимо остановки, обогнуть угловой дом, вот и дорожка, и скоро скамейка…как быстро стемнело! И - где? В сумерках маячит фонарный столб, другой – да что же это? Это же совершенно незнакомые фонари, удлинённые, похожие на гигантские косы. «А вдоль дороги мёртвые с косами стоят…и тишина».

Бред, бред! Хотелось метаться, кричать, звать на помощь – но вместо всего этого она прислонилась к столбу, заскулила тихонько…

И тут откуда-то сверху удивительно знакомый голос оглушительно выдохнул:

– Ну наконец-то.

Люсю как бы обняли за плечи и мягко подтолкнули… И она шагнула в яркий свет.

 

– И что с тобой делать, Людмила Алексеевна Косицына? 27 лет, детей нет, из живущих родственников мать, сестра, племянница, тётка. Гиподинамия, сколиоз, ВСИ, недавнее хирургическое вмешательство, невроз. Так, любимые книги, фильмы, музыка…нелюбимая работа не по образованию? Потенциал…о, но какой потенциал!

Свет перестал резать глаза, и Люся смогла разглядеть сидящую к ней спиной женщину в чём-то лёгком и серебристо-полупрозрачном. До чего же странно знакомый голос! Перед говорившей не то стена, не то экран, по которому быстро несутся полосы, штрихи, силуэты…Набравшись смелости, огляделась – вокруг сплошной туман, шевелящийся, как дым, но не страшный, тёплый и приятный. Хотя в нём даже собственные руки видны нечётко, к тому же пахнет, как в больничной палате после кварцевания, и это слегка тревожно.

- М-да, не самый приличный вариант…Но как тебя угораздило провалиться?

Женщина повернулась, отвела рукой туманную дымку, как полог, - Люся нетерпеливо всмотрелась в очень, очень знакомое лицо и замерла. Перед ней было её собственное отражение. Или копия. Или? Бред, опять бред…

Она потёрла глаза, щеки, зажмурилась – и снова всмотрелась. И женщина сказала её, Люсиным голосом:

– Ну что, всё ещё шок? Давай-давай, приходи уже в норму. Хорошо, сейчас прибавим конгруэнтности…Так лучше?

Туман несколько рассеялся, и оказалось, что они сидят на чём-то бесформенном, но очень комфортном. Так. Если сон или даже галлюцинация – волноваться не стоит, это подумалось вдруг как-то очень ясно. Нужно просто играть в эту игру.

- Дда…лучше. А где я?

Ещё надо было спросить (по законам жанра): «А кто – вы?», но это почему-то показалось неуместным, да и не таким важным.

Женщина-двойник слегка поморщилась, задумчиво посмотрела куда-то поверх Люсиной головы, потом вздохнула и снова повернулась к экрану. Неуловимое движение руки в мерцающем оперении – и по огромному экрану побежали голубые волны, а потом обозначилась картинка. Улица, перекрёсток…дом. Крупный план. Да, это её дом! Люся вскочила:

– Да, я тут живу! Я…заблудилась?

– Заблудилась… да провалилась ты, моя дорогая! Прямёхонько в щель между Проявлениями, понимаешь? Ну между мирами, что ли – так понятней?

Серебристая Люся-копия повернула голову и озабоченно уставилась на растерянный оригинал, ждала ответа. А что тут можно было ответить? Что фантастика, конечно, хороший жанр…и что если это сон, то неплохо тоже, даже интересно...И что если бред, то надо, наверное, что-то делать, куда-то звонить?

Две женщины зеркально смотрели друг на друга.

– Нуте-с, так, – совершенно как классический персонаж заговорила дама. – Не понимаешь, конечно. Ладно, не суть. Что вот делать теперь, спрашивается? В какое Проявление тебя запихнуть – нельзя же здесь оставить, в самом деле!

- А…можно мне …домой?

Люся вдруг подумала, что ей очень хочется именно домой, на свой неудобный, но такой родной диван («семейную» кровать она продала, ну и что? С получки новую купить), и чтобы по телевизору сериал, и под него нормально уснуть… а завтра взять неделю за свой счёт – и к маме! И пойти в лес, набрать грибов и долго-долго их чистить, и петь на два голоса с мамой длинные тоскливые народные песни… а потом сидеть на крылечке и смотреть на звёзды, укутавшись в большой бабушкин платок…И всё будет хорошо, обязательно!

– И всё? Вот дурочка… Да ты же теперь бес-смерт-ная, пойми! Ты можешь сменить свою дурацкую бесталанную жизнь на новую! А потом взять другую! И ещё! Понимаешь? Смотри.

Она встала – и Люся вдруг увидела, что под серебристым одеянием на женщине ничего не было, и просвечивало тело… её, Люсино тело, как в зеркале ванной. Снова лёгкий взмах её же собственной руки вдоль стены – и та пошла волнами, а потом и вовсе растаяла. За ней оказалась огромное – кладовая, гардеробная? – пространство, занятое – заставленное, завешенное? – рядами пёстрых силуэтов – одежда? – на невидимых плечиках, и этих самых плечиков - ряды, ряды…

Но когда удивительная женщина будто поманила один из этих силуэтов и он, повернувшись вокруг себя, медленно поплыл к Люсе, она отшатнулась в ужасе. Манекен? Совершенно белое лицо, руки опущены, дорогой деловой костюм, изящные лодочки на безвольно висящих ногах…и вдруг всё это остановилось. Лицо как бы проявилось, налилось красками, ноги упираются куда следует - в пол, манекен будто ожил. Только взгляд совершенно неподвижен, полупрозрачен, направлен сквозь окружающее. И это снова… копия – её копия. Только невероятно улучшенная, и стрижка просто шикарная!

Ослепительно мелькнула догадка:

– Я…умерла? Ин..инфаркт?

Серебристый смех. И собственный голос - мягко, терпеливо:

– Смерти не существует, дурочка. Начитаются всякого, насмотрятся …как это…триллеров, фэнтези, кажется? А ещё эти ваши…священники, экстрасенсы, маги, фаусты и воланды, философские камни и крестражи, загробная жизнь, покой и прочее, прочее – жалкие попытки сложно и таинственно объяснить простое и вечное!

– Но тогда что это…а вы…?

Наконец этот вопрос прорезался, прорвался через фантасмагорический сон ли, бред – да что угодно! Люсе попятилась от двойника-манекена, споткнулась и упала в нечто мягкое, обволакивающее, но с усилием подалась вперёд и повторила настойчиво, даже зло:

– Кто вы, и где я?

Женщина снова жутко знакомо улыбнулась. Потом её лицо и тело стали меняться – то растягиваться и увеличиваться, то уменьшаться и ссыхаться, вот они приобрели черты нелепой старушонки с крючковатым носом:

– Может, так привычней?

Затем на Люсю глянула чернобровая красавица, пропела глубоким контральто:

– Или так?

Наконец лицо женщины преобразилось в прекрасный лик, глянуло мудро и укоризненно:

– Или ты этого ждала?

Вернув себя в прежнее Люсино отражение, серебристая дама тоже села и начала тоном строгой учительницы:

– Итак. Всё просто. Ты как-то совершенно безответственно (я ещё с этим разберусь!) попала в щель между Проявлениями. А теперь нужно быстро вернуть одно из них – пока хаос не размножился и не повредил сущности материй, исправлять потом…ммм…слишком хлопотно.

Тебе следует немедленно выбрать любую жизнь, они перед тобой. Вот эта, например, (взмах в сторону манекена), очень успешная, хотя и недолгая. Автокатастрофа, уход мгновенный, даже боли не почувствуешь. Вернёшься – поменяем на следующую, и так далее. Желаешь примерить?

– …неет!

Люся даже сама испугалась, услышав рвущийся из неё крик.

– …не хочу! А я должна выбрать, обязательно?

– Ну конечно. А как иначе? Такой вот побочный эффект от твоего распрекрасного положения… Но ведь это даже забавно. Подумай только, бессмертие в бесконечных Проявлениях! И при этом ты будешь всё помнить, бесконечно рождаясь, зная, что страдания, надежды, любовь - не навсегда, что это лишь такая ммм…роль, игра, что ли. Понимаешь, глупенькая?

– То есть всё будет как бы… ненастоящее?

– Конечно! Настоящее здесь, когда ты будешь менять Проявления. Но предупреждаю – не стоит ни к кому и ни к чему живущему привязываться всерьёз! Отрывать потом… больно очень…бррр.

И вдруг такой глубоко холодной и неживой тоской пахнуло из тёмных зрачков, что новая догадка поразила Люсю:

– а Вы…знаете, как это…больно?

Женщина-копия нахмурилась. А потом расхохоталась, почему-то очень неприятно.

– Ты…жалеешь меня, что ли? Вот уж… (она резко оборвала себя). Ничего, привыкнешь. Ну – выбирай же! Можно сначала примерить, не бойся. Ну?

Люся встала, выпутавшись из объятий чудного кресла. И тоже резко, собрав всю решимость, потребовала:

– Верните меня…домой. Немедленно.

И даже кулаки сжала. Потом шагнула угрожающе и рванула край полупрозрачных одежд…

Ослепительная вспышка. Боль в висках и – взрыв? Или взрыв хохота?

 

Она открыла глаза. Привычный городской гул, шорох проехавшей мимо машины и такой милый сырой воздух! Твёрдая, но вполне удобная шероховатая скамья, одна рука сжимает сумку, в другой что-то крепко зажато… Раскрыла ладонь, и в ней блеснул не то клочок ткани, не то пёрышко.

Медленно опустив его в щель между деревяшками, Люся, то есть Людмила Косицына (27 лет и пр.) поднялась и пошла по уютной асфальтовой дорожке, всё быстрей и быстрей, радостно угадывая в полумраке силуэты знакомых пятиэтажек. Она расправила невероятно облегчённые плечи и вдруг весело ощутила, как ловко и свободно развевается за спиной конец её легкого и такого любимого полосатого шарфа!