Он приходил, когда утро серело, а ночь становилась белой-красной, как гражданская простынь.

Он говорил - остынь, - кипящим желаниям, заваривая ответы на все вопросы.

И становилось просто.

Хотенья бурлили ни в сердце, ни в голове, а возле.

Вскипая, гасли. Слепыми гасли, почивши в бозе.

- Чего ты хочешь? За кем ты встанешь? Тем, кто заваривает или кипит? Рукой, держащей предмет из стали? Иль вкусом чая, не знавшем стыд?..

Он говорил, переставляя слова и чаяния по своему представлению.

Мы не вникали, а становились его дыханием, почти что им, - его светотенью.

А потом было прозрение, апатия, миопия и конец эпохи.

Нам стали ни ко времени человеческие ахи и полувздохи.

Нам нужны были силы

На святые, проклятые и нулевые.

 

Запоминали слова: братки, бронь, бартер, бренд.

Пустотой накатывал и не отпускал информационный тренд.

И тогда отказывались быть тем, кто вскипал и падал бессмысленной пеной и паром над...

Иногда с ностальгией вспоминали алеющую юность в зеленых коленях, бегущую на парад.

 

Он был прав, высвечивая очевидную суть:

Кем бы ты ни был - отпетым, праведным, богато-нищим или убого-смертным - просто Будь!