а потом
а п о т о м
мы долго ехали. Стучали сердцами в поезде или в себе.
Кто-то бежал по шпалам - кто-то лежал на гвоздях.
Кто-то спешил в Марианскую впадину - и попадал на Тибет,
потому что опять не мог дождаться дождя.
Кто-то нас продавал. Заводил в тупики. В карантин.
Потому что кишели твердящими тварями родовые пути:
"Верьте в твердь!" "Твердьте в верть!"
А п о т о м была остановка. Была тишина.
Рожон и режим.
Смерд и смерть.
И нежить уже не давала нам жить.
Будто вина -
вино в Галилейской Кане.
А в полупустом стакане
протосупом плескался корпоративный планктон.
Бил рингтон. От поклонов поклонников часто болела спина.
И по вторникам я решала. По вторникам:
в следующий понедельник - бежим.
Но обязательно что-нибудь "вжик!" -
И падало. Падало... - Дом, доллар, стекло или весло. -
К нам.
Знаешь, если развесить погуще на форточках сорняков усы,
можно держаться за страхи во мне, чтобы отращивать зло,
хвост или ногу, когда, от себя отмежевавшись, часы
устают заходить незаметными в электрички и бомжеватые города,
что снуют в электричках, чтоб только выплыть, чтоб есть,
когда
нет билетов на проходящий поезд.
Когда опять а п от о м .
а п о т о м мы не ехали долго.
а п о т о м мы не ехали никогда.
а п о т о м мы не видели Бога
и кто здесь
сказал
а п о т о м
