— Мариночка, так не может продолжаться! Эти редкие встречи урывками и где попало невыносимы. Я хочу засыпать и просыпаться в твоих объятиях в нашей спальне, в нашей квартире. Хочу, чтобы ты всегда была рядом… — Дима говорил, а Марина молча кивала соглашаясь. Она-то как устала от этих недоотношений, недовстреч по чужим углам, на чужой кровати. Родители были категорически против их союза. Причины не оглашались. Подразумевалось, что дети беспрекословно подчиняться.

 

Не особо задумываясь о последствиях, они всё же решились узаконить свои отношения. Сняли однокомнатную квартиру в соседнем городе. Домашним каждый соврал, что едет на студенческую практику.

 

Только перед самым отъездом Марина рассказала о своих планах старшей сестре. Лера была против такого сумасбродства.

 

— Марина, ты только представь, во что выльется затея, как скажется на твоей репутации: тебя же заклюют все, кому не лень. И он тебе не пара! Твой Дима…

 

— Лера, мы любим друг друга, — Марина недовольно прервала сестру. — Поженимся и все отстанут. А ты ничего не знаешь о моём Диме…

 

Лера отступила. В конце концов, Марина совершеннолетняя девушка, и ей решать с кем связывать свою судьбу. Лишь взяла с той слово, что после они обязательно покажутся родителям и получат благословение.

 

Только вот молодые не учли одного: регистрировать на скорую руку их брак никто не возьмётся, если нет особых обстоятельств. Придётся подождать. А терпения-то с гулькин нос.

 

Но, на новом месте совместная жизнь у них не сложилась. Отношения пошли на спад. Дима быстро нашёл себе новую компанию. Не задумываясь о завтрашнем дне, тратил общие деньги на шапочных друзей. Засиживался с ними допоздна в маленьких кафешках, позволяя местным красавицам соблазнять себя. О скучающей в пустой квартире молодой жене вспоминал только переступая порог съёмной квартиры.

 

Марина же продолжала любить его всяким: загулявшим, поддатым, чужим. Любила и прощала:

«Неспроста же он возвращается ко мне. Значит, нужна. Вернёмся в родной город, всё образуется», — успокаивала саму себя.

 

Суббота опередила пятницу…

 

Утром позвонила Лера и в панике сообщила, что отца госпитализировали. На рабочем месте у него подскочило давление и случился инсульт.

 

Диме словно был нужен повод. Проводил Марину, а сам, не мешкая, сдал квартиру и исчез из виду…

 

Уход за отцом требовал постоянного присутствия. Болезнь не отступала. У Вячеслава Петровича была парализована правая сторона, затруднена речь, нарушена память. В минуты, когда память возвращалась, вообще отказывался от еды. Женщины каждый день боролись за его жизнь. Только ему эта борьба была не нужна. Вскоре у Леры закончился отпуск, и ей пришлось вернуться к мужу с детьми. Марина вынужденно оформила академический.

 

Отсутствие новостей от Димы огорчало, но решение личных вопросов девушка отодвинула на потом. На изменения в организме тоже не обратила внимание.

 

Чтобы как-то развеяться, иногда выходила во двор и каталась на велосипеде наперегонки с местными мальчишками.

 

Дни пролетали. Больному становилось хуже. Несмотря на все усилия врачей и домашних, Вячеслав Петрович скончался. Дима не появился и на похоронах.

 

На седьмой день поминовения отца Марине стало плохо. Всю ночь она промучилась от болей в спине и области живота. Обезбаливающее не помогло, боль только усилилась. Марина попросила мать вызвать скорую.

 

Прибывшая на вызов врач резко опровергла предположения Валентины Борисовны:

— Ну, женщина, какой же это аппендицит? Рожает ваша дочь! — она еще раз осмотрела Марину и спросила: — У кого наблюдаешься?

 

— Какие роды? Такого быть не может!.. — от осмысления абсурдности ситуации, в которую вляпалась по глупости и дурости, Марину прошиб холодный пот. Неужели то, что принимала за спазмы и колики, были толчками. И постоянно подташнивало не потому, что ей приходилось выносить судно из-под парализованного болезнью отца… Она медленно обернулась к матери, инстинктивно ища у той поддержки.

 

Валентина Борисовна изумлённо смотрела на дочь, только сейчас замечая проступающий под тонкой футболкой округлившийся живот.

— Маринка?..

 

— Я не знаю, мам! Мы всего раз без защиты переспали. И месячные не прерывались, почти...

 

— Вот что, девочка! Быстро накинь на себя что-нибудь потеплее и в машину. Отвезём тебя в гинекологию, а там пусть они и разбираются: рожаешь или от аппендицита вспучило…

 

По результатам обследования выходило, что Марина на седьмом месяце беременности и у неё начались ранние роды, спровоцированные сильными эмоциональными переживаниями.

 

— Роженица обессилена, плод недоношен и слаб. Исход родов пока не ясен. Мы, конечно, сделаем всё от нас зависящее, но жизнь матери в приоритете. Ещё успеет нарожать, даст Бог... — доктор второпях разъяснил Валентине Борисовне ситуацию и скрылся в родильном блоке.

 

Рожала Марина долго и трудно.

Видимо, ребёнок, обидевшись на всех и на вся, не хотел покидать утробу матери.

 

— Девочка, не спи! Ты ж малыша потеряешь, себя угробишь, — сетовала акушерка. — Давай, милая, тужься…

 

На свет с писклявым криком появилась маленькая синюшная недоношенка весом в кило пятьсот. Малышку быстро забрали в реанимацию.

Не обошлось без многочисленных внутренних и внешних разрывов. Швы накладывали уже под общей анестезией.

 

Очнувшись от наркоза, Марина долго не решалась открыть глаза. Боялась услышать, что с малышкой не все в порядке, боялась осуждения родного человека.

 

С трудом приподнявшись на локтях, шёпотом позвала задремавшую у ее койки мать:

— Ма!.. Что с девочкой? С ней всё в порядке? Я тебя очень прошу, позвони Диме. Это и его дочь. Он имеет право знать.

 

— Всё хорошо, не волнуйся! — поспешила успокоить её Валентина Борисовна и, наклонившись, прижалась губами к холодному мокрому лбу. — Поспи, тебе необходимо выспаться.

 

Новость о том, что Дима усомнился в отцовстве, отложилась на потом…

 

За стенкой раздался громкий детский плач. Марина встрепенулась, прогоняя печальные мысли. Мягкая улыбка тут же коснулась её губ, а глаза засветились от счастья.

 

— Проснулась!

 

Малышка сидела в кроватке и недовольно вертела головой в поисках мамы. Влажные от пота волосики облепили зарёванную мордашку, а съехавший на бок чепчик обнажил маленькое розовое ушко со сросшейся мочкой.

«Как у Димы...» — подумалось вскользь.

 

Стоило Виктории увидеть мать, как пухлые губки растянулись в беззубой улыбке. Большие, на пол-лица глаза заблестели и девочка счастливо загулила.

 

— Сейчас, моя красавица! Сейчас тебя переодену, покормлю, — она быстро достала с полки отутюженные распашонки и ползунки и выбрала из них самые яркие.

 

Малышка внимательно следила за мамой и одобрительно постукивала кулачками по бёдрам.

 

— Нравится? — с лёгким смешком спросила у дочки.

 

Виктория нетерпеливо поерзала и потянулась ручками к маме.

 

— Что? Так проголодалась, что не терпится?! — Марина ловко переодела её в чистую одежду. И только потом протянула заранее подогретую бутылочку с молочной смесью. — Поешь и пойдём гулять.

 

Малышка угомонилась, как только бутылка оказалась у неё под носом: крепко схватившись ручонками за бутылочку и громко причмокивая, затянулась.

 

Дневная жара немного спала. С реки дул лёгкий ветерок. Ребятишки с самодельными удочками заняли позиции на мосту и вдоль парапета. Взрослые неспешно прохаживались по набережной. Наблюдая за детьми, радовались вместе с ними не богатому улову. Марина с дочкой подошла поближе. На одной из скамеек заметила знакомую фигуру. Мать Димы сделала вид, что высматривает кого-то другого.

 

— Доченька, а вот и твоя бабушка. Давай-ка поверну тебя к ней лицом. Пусть хоть так налюбуется, а то подойти не решается…