Художник
Казалось, что в настолько маленьком городке, как этот, просто невозможно иметь секреты. Но полгода назад здесь поселился некий господин, жизнь которого для всех впоследствии так и осталась неразгаданной загадкой.
Неизвестный снял давно пустовавший дом, хозяева которого уехали из этих мест лет пятнадцать-двадцать назад. Он ни с кем не общался и никогда первым не здоровался. А если кто-то пытался с ним заговорить, он каждый раз отвечал сухо, часто односложно и при этом довольно-таки сильно хмурился. Шли месяцы, о нём оживлённо сплетничали, но до сих пор никто не узнал даже его имени. Единственное, что было известно о незнакомце – это то, что он был художником.
Город располагался на возвышенности, а на самой его окраине был большой кленовый парк. Множественные парковые аллеи, утончённо переплетаясь, в конце концов, приводили посетителя к уютной площадке с изящными и удобными скамейками. Площадка была обустроена немного в стороне от парка, поэтому с неё можно было легко увидеть дальние поля, небольшой лес на горизонте и даже соседние села. Именно сюда почти каждый вечер приходил художник. Когда позволяла погода, он приносил с собой мольберт и погружался в работу. Прохожим казалось, что он рисует пейзажи, так как он то и дело посматривал куда-то вдаль, будто сверяясь в точности с более великим мастером. А иногда он наоборот неотрывно смотрел на закат, пытаясь уловить в нём что-то никому другому неизвестное, и отворачивался только когда в небе исчезали последние теплые тона. Его лицо в этот момент становилось злым и даже порой жестоким. Было трудно понять, что могло так сильно раздражать его в красивом закатном небе. Но самое сильное удивление, а порой даже испуг, испытывали те, кому случалось увидеть, что в действительности было изображено на его картинах.
Художник почти всегда рисовал лица. Это были страшные, неприятные, какие-то искажённые лица. Они были не похожи между собой, но большинство из них он изображал ярким красным цветом, из-за чего казалось, будто на них совсем нет кожи. Их рты часто были широко открыты, словно они беззвучно кричат, но при этом втягивая воздух куда-то в себя. Отальные черты этих лиц были странно, несоответственно бесстрастными и неподвижными, хотя тоже казались неспокойными и вызывали у наблюдателя непонятный внутренний холод.
Сколько этих лиц изобразил художник? Били ли это реальные люди? Никто не знал.
Всё чаще и чаще сходились во мнении, что художник довольно-таки странная личность, некоторые говорили, что даже неприятная. И хотя о нём по-прежнему судачили за спиной, мало у кого осталось желание попытаться сойтись с ним поближе.
***
Началась осень. Городская жизнь стала ещё более размеренной, улицы часто были пустыми и непривычно тихими. Листья на старых клёнах стали менять цвета на жёлтые, а потом и на красные, будто вдохновляясь палитрой своего соседа-художника. Но самого художника мало интересовали перемены. Он только стал одеваться немного теплее и приходить в парк немного раньше, чтобы всё так же раздражённо смотреть на закат и всё так же бесстрастно и отрешённо рисовать жуткие лица.
Но произошла ещё одна перемена – в парке иногда стала появляться девочка с рыжей собакой. Девочка была слепой. Собака, видимо хорошо знавшая эти места, помогала хозяйке отыскать свободную скамейку, а потом сама садилась у её ног, немного прижимаясь к ним своим телом. Никто не удивился, увидев эту девочку, все знали её давно. Знали, что она родилась слепой, знали её родителей и даже знали её собаку. Очень редко кто-то заговаривал с ней, спрашивал что-то о семье или о чём-то другом, но чаще всего она просто сидела одна.
Однажды девочка, придя в парк, села недалеко от художника. Её собака издала какой-то странный негромкий звук, и девочка поняла, что рядом кто-то есть. Она поздоровалась. Художник ответил. Но в этот раз совсем не холодно и неприветливо, а мягко и спокойно. Он, кажется, сам удивился своему голосу, поэтому резко глянул на девочку. Закатные лучи в этот момент падали на её спокойное и красивое лицо. Хмурые складки на лбу художника разгладились, но через какое-то мгновение он опять нахмурился, только уже не от злости или раздражения – он думал сейчас о другом, он чувствовал другое. Что-то новое, непривычное наполняло его, оно пугало и радовало одновременно, он не понимал – плохо ему или наоборот хорошо. Он увидел на лице девочки тёплый, успокаивающий его оттенок, который он так долго и безуспешно искал где-то в небе. Он не мог понять, почему на этом юном лице и в этих слепых глазах он находил все ответы, но продолжал неотрывно смотреть. Он сейчас был уверен, что время должно остановиться, что неизбежно должна наступить какая-то вечная осень, где эта девочка так и останется тихо сидеть на скамейке с закатным золотом на лице. Он был уверен, что так и произойдёт. Так должно быть...
Но время не остановилось. Привычно наступили сумерки, а девочка с собакой ушли.
Художник же в этот раз не ушёл. Вечер постепенно превращался в ночь, которая наползала на парк туманной сыростью. Лёгкий ветер бросался кленовыми листья, а фонари иногда мерцали, будто содрогаясь от наступившего холода. Внезапно где-то крикнула ночная птица. Художник не спеша поднял голову и задумчиво посмотрел в её сторону. Так прошло ещё несколько минут. Птица больше не кричала. Наконец, он встал и всё-таки пошёл домой. Сегодня он шагал быстрее и, казалось, намного увереннее, чем обычно…
Никто в ту ночь не мог видеть, что именно он рисовал, придя домой. И никто не мог бы понять, если бы даже увидел, его горькую улыбку в тот момент, когда в углу картины он, как всегда, вместо имени выводил странное F20*.
* F20 - обозначение для диагноза "шизофрения"