Спрячь меня, маленькая Никта...
Спрячь меня, маленькая Никта,
так, чтобы в голову не пришло искать:
на флегматично ржавеющем финском лихтере,
живущем в моём окне, пока его никуда не таскают,
или выдави на месте спиленной ветки лиственницы –
жёлтым комочком хвои
в какой-нибудь из ноябрей, где никак не высветится
в отчуждённом небе луна – ни одной
за недели, идущие в этом (другом) окне,
в паре протянутых рук от первых седых волос в двадцать пять –
спрячь, сожми в кулаке, запомни: других – нет нас.
И не надо другого меня искать.
Или ты искала мой свет, Никта? – так вот же он,
целый свет (последний из трёх), живущий на потолке.
Сверху тоже просятся жить, лезут из искусственной кожи вон
замороженные на зиму в герметичных стеклопакетах
такие же светолюбивые твари... Вскорми их –
хоть один да застрянет в мемориальной доске
под окном, на цветах твоего молока (рябины? кармина?)
снова проступит первый найденный снег.
