Фраги (босховщина)
- Что это, Бэрримор?
- Фраги, сюр.
1.
Неизвестно, жарко было или холодно.
Шёл день или стояла ночь.
Прогуливались с собакой или купали кота,
а может быть,
убивали Семецкого,
когда взорвалась мечта.
Не удержались в целости мысли липкие,
разлетелись шрапнелью образы,
формируя жизнь новую,
по образу своему и подобию.
Бились о стенки черепа, растекаясь по мирозданию.
Тот, кто в тени прятался,
знал про печаль твою.
2.
Они пришли на рассвете.
С лучами нового солнца.
Потемнело небо,
умолкли птицы,
устрашась гремящего шороха гигантских крыл.
Никто не ожидал гонца.
Сонм ангелов перекрыл
свет.
День не наступил.
День начала конца.
***
Частокол крыл: огромных, чёрных, белых,
заострённых, рубающих, рвущих,
наотмашь кроил.
Кровь лилась с неба, орошая поля и нивы.
Не рвал на себе волосы, лоб не бил,
только ленивый.
Никто в стороне не был.
А они всё падали...
Потом день второй наступил.
***
Они падали с неба, неся свет,
сводя темноту на нет.
После, из-за моря, пришёл ветер,
превратив день в вечер,
поля в болота, города в сёла
видом своим невесёлым.
***
- Расскажи, няня, что же случилось после.
Отхлебнув немного из кружки,
няня забылась во сне.
***
Ветер крепчал, отбиваясь стонали деревья,
кто-то в окно стучал, к ушам прижимая перья.
Кровать, это целый мир.
Мир ходуном ходил.
Выл,
тряс цепями,
кричал на кошачьем.
Пел.
Всё это сносила, неторопливо,
старая жёлтая слива,
и складывала в углу.
А может быть, то был
дуб?
3.
Третьего дня, утром...
Впрочем, какое утро?
Теперь ведь всё время ночь
и мир непривычно мягкий.
Мерно качаются тени,
мухами кружится под потолком Солнце.
И человек в белом.
С улыбкой синей.
Красивый.
4.
Опадали по осени маски,
няня пила
и рассказывала сказки.
***
И ещё ведь недавно Марианна,
мило картавя, просила
- Вы позволите мне тут убг'аться?
И свободно снимала блузку,
обозначая сестринство как братство.
Повышала привычно цифру, объявляя свободу,
пела о Родине, меняя тиранов,
и вроде бы не хотела
уходить от вопросов
пола и тела.
И вот уже не Марианна, а Грета,
вместо Пьера озорной Абу,
но впереди, всё также, грудь нараспашку
и трупы
буржуа с потемневшими лицами,
словно в аду.
***
Ангелы кроили мир,
крыли крышу,
копали погреб.
Уже не помнил никто,
какой это день был.
Может шестой и
хороший.
***
Вокруг топали, топотали.
Шелестели по углам.
В общем, занимались чем-то,
сводя жизнь на нет.
Пока кто-то, больше всех знающий,
не включил свет.
Громко, но молча, внутри головы,
что-то тихо сказал,
а потом повторил:
- День седьмой, я закончил, идите домой.
Все разошлись.
Остался лишь Ной.