Было это или не было, достоверно сказать не могу, но сказывают люди, что триста лет тому назад в наших краях у царя с царицей родилась дочь красавица. То есть родилась-то она совсем крошечной, но уже тогда было видно, что расцветет этот бутон пышной розой. На радостях царь закатил пир на весь мир и пригласил на него всех предсказателей и провидцев, чтобы напророчили они маленькой царевне светлое безоблачное будущее. Прорицатели старались изо всех сил, но дело подпортила маленькая колдунья из соседнего лесочка. Чисто из озорства, пока лились за столом торжественные величания и радужные предсказания, сунула она малышке в рот смешинку. Царевна тут же расплылась в широчайшей улыбке, и с тех пор, кто бы ни заглянул к ней в колыбельку, встречала она его с самым радостным видом. Можно подумать, что смешинка щекотала малышку изнутри, и она смеялась непрерывно. Мама с папой сначала радовались такому счастливому характеру дочурки. Но когда она и болтать стала со смехом вперемешку, плохо выговаривая слова, родители несколько призадумались. Снова призвали колдунов и прорицателей, те пытались царевну заговаривать, уговаривать, поить целебными зельями, но маленькая Астасьон (так назвали царевну) только еще шибче хохотала над их усилиями. Няньки и мамки ахали, пытались Асеньку пристрожить, чтобы не росла пустосмешкой, но она со смехом убегала и от них. Так и повелось: где бы и с кем бы царевна не играла, звенел там смех и царило веселье. Если она навещала крестьян в поле, все бросали работу и наступал затяжной перерыв с шутками и прибаутками. Если приезжали к ней гости из соседних государств, вышучивала она всех без исключения, кого за смешной наряд, кого за иноземные привычки, кого просто без повода. Гости конечно же обижались и вскоре молва о том, что у царя растет дочка невежа и пустосмешка разнеслась по всему миру.

Тут царь и вовсе приуныл, ведь Астасьон входила в пору невесты, пора было женихов знатных приглядывать, а к ним уже и носу никто не показывал. Пиры- то у них были превеселые, но только свататься к царевне-хохотушке никто не хотел: уж больно остра на язык и быстра на язвительные речи. Да и как можно рассчитывать на серьезные отношения, если девушка чуть что, заходится в смехе, так что и остановить ее невозможно. Решился царь на крайний шаг. Издал указ, что ежели на царевну хохотушку найдется претендент, да сумеет излечить ее от смешливости, быть ему женихом. А в приданое царевна получит полцарства. Тут женихи предложением заинтересовались: смех смехом, а полцарства под забором не валяются, за такое приданое можно и насмешки потерпеть. Да и вразумить невесту смешливую им показалось делом нетрудным.

- Я ее так напугаю, что она у меня навек свои улыбочки забудет, - сказал князь польский.

- А я ее так озадачу, что она лет на десять задумается,- сказал принц литовский.

- А я царевну могу так рассердить, так разгневать, что все ее легкомыслие пройдет, - сказал хан монгольский.

Так они сговорились и явились все втроем к царскому дворцу. Царь им был несказанно рад, радушно встречал, сладко угощал, возлагал на них большие надежды. Все же юноши высокого роду, образованные, языки иностранные знают, не чета нашим сермяжным лаптям. Вот настал день сватовства. Царевна сидела в своем кресле, сверкая улыбочкой да своими озорными ямочками. Первым в зал ворвался князь польский в немыслимом карнавальном наряде, в страшной маске, вздыбленном парике, мечом «окровавленным» в томатном соке размахивает. Царь с царицей онемели от испуга, все дворня под лавки полезла, а царевна так расхохоталась, что прямо за животик ухватилась. Князь растерялся, остановился, а она ему и говорит:

- Эх ты, чудо заморское, не хаживал ты с нами под рождество на колядки, не видывал, какие там у нас черти рогатые в вывороченных полушубках под окнами стучатся. Что ж ты на голову страстей наворотил, а сапожки лаковые снять позабыл?!

Сконфузила князя, да и весь двор свой развеселила, даже царь улыбки не сдержал. Настал черед литовского принца. Вошел он походкой важной, в шляпе черной, с портфелем толстенным, да и говорит: «Всем известно, смех без причины – признак дурачины, не сможешь мою задачу решить, весь мир будет знать, как глупа царевна Астасьон. А возьмешься решить – готов взять тебя в жены и десять лет ждать, пока решение найдешь. Умерь свой хохоток да слушай внимательно. Летел гусь спереди да два позади его, летел один сзади да два впереди его, летел гусь посередке да два по бокам его. Успела ли посчитать, сколько было гусей в стае?»

Астасьон так хохотала, что слова выговорить не могла, только подняла вверх свою изящную ручку с растопыренными пальцами. У принца длинное лицо еще больше вытянулось, он вроде много наговорил, а гусей то оказалось всего пять. Как так?

- Эх ты, грамотей, - сквозь слезы от смеха выговорила царевна, - да у нас этакие задачки няньки малышам задают. Нарисуй-ка стаю ромбом, поставь крестик посередке – вот и будет ответ на твою задачу.

Ушел и литовский принц не солоно хлебавши. Царь забеспокоился, но тут вошел монгольский хан с лицом суровым, не предвещавшим скорой сдачи. Глянул он на улыбчивую царевну и злобно прошипел: «Смеяться то вы тут все мастера, а работать не умеете, как воевать - давно позабыли, девки у вас все бледные, худосочные, парни слабосильные, земля во льду ничего не родит. Худой конец ждет твое царство, пустосмешка ты бестолковая, если не поклонишься мне да в мой гарем смиренно не попросишься».

- К тебе, в гарем?! – Ха-ха-ха, кривоногое твое величество, да у нас самый последний дед стройнее тебя и краше, - хохотала царевна с издевкой. Тут и царь, позабыв свою сверхзадачу – выдать дочку замуж, рассмеялся угрожающе, глядя на монгольского хана. Видать, прошли те времена, когда в здешних краях нашествия с востока боялись! Тихо зашипел хан да и убрался восвояси.

Так Астасьон и осталась при своей неудержимой смешливости и без единого жениха на горизонте. Царь было пригорюнился, но тут в дверь опять постучали, вежливо и настойчиво, без иноземного нахальства.

«Входите, не заперто», - машинально ответил царь, надевая для важности корону. На жениха то он уж и не надеялся, но от дел не отстранялся, мало ли кто с какой заботой зайдет. А зашел к нему очередной жених, правда, совсем не высокородный, стрелец Федор, свой, местный. Прослышал он про царский указ и решил попытать счастья. Сказать честно, ему именно веселая невеста и нужна была. Уж год минул, как умерла его женушка и оставила ему семерых малышей, мал мала меньше. Стало в избе темно и неуютно малышам без мамки, да и сам Федор улыбаться за этот год разучился. Говорит он царю: «Отпусти со мной Астасьон хотя бы на недельку, пусть этот испытательный срок и решит, останется она пустосмехом, или станет мне доброй женой».

Ну, царь сгоряча и согласился, А что ему было делать, не оставаться же девушке красавице вековухой? Вызвал Астасьон, изложил ей условие и, не дав слова молвить, выставил вместе с соискателем за дверь. Идет она рядом с угрюмым стрельцом, похохатывает, семечки лузгает, глазками стреляет, все ли в округе видят, на какой смех ее царь-батюшка выставил. Вот уж развлечение так развлечение!

Пришли на двор, вошли в избу просторную, да от немоты темную, сидят на лавке сиротки белоголовые, слезки точат, печь нетопленая холод источает, Федор, как вошел, шапку об пол бросил, сам на лавку рядом с сиротками сел и голову повесил. Смотрит Астасьон и не понимает, что же это такое, как эти дети могут жить в такой горести? Топнула ногой, прикрикнула на Федора: а ну марш за водой да за дровами! Сама за метлу схватилась, старшего сынка окошко мыть приставила. И не заметила семья, как вокруг нее вихрь новой жизни закрутился. Печь затопила, щей наварила, молока надоила. От безделья долгого сил в ней столько накопилось, что и усталости не чувствует! И все то она с улыбочкой делает, с шуточкой и прибауточкой, детей приголубила, Федору чуб взъерошила, чувствует, что посветлее жизнь для них становится. И у нее от этого какое то новое чувство в душе рождается. Так день прошел, второй, удивляются люди, глядючи на унылый прежде двор. Ребятишки забегали, зашевелились, видать от царевны смешливостью заразились. Федор чуть свет за работу принимается, лицо посветлело, в рубахе чистой на человека стал похож. Сама царевна волчком ходит, все переделать успевает, откуда только сноровка взялась!

Неделя пролетела незаметно, является к испытательному двору сам царь с царицею. Еще издали услышал смех веселый и враз помрачнел: не удалось и своему отечественному жениху царевну от смешливости излечить. Видно, приведет он ее в царские хоромы и на веки вечные останется она без жениха. Ближе подошли, смотрят, а царевна с ребятней в салочки играет, Федор на лавке со счастливой улыбкой до ушей на них смотрит. Увидал царскую чету, поклонился в пояс.

- Будь здоров, царь-батюшка и ты, царица-матушка. Низкий вам поклон за царевну Астасьон, век бы мы маялись без радости, если бы не она, голубушка. Рад я взять ее в жены, никакой другой на свете лучше нет.

- Э, брат, погоди, у нас же был уговор, что ты ее от смешливости излечишь. Только тогда и царевну в жены отдам и полцарства в награду пожалую. А ты главное условие не выполнил, она как была хохотуньей, так и осталась!

- Помилуй, царь-батюшка, нешто можно веселую девушку ее дара лишать? Может у других мужей молодая жена, сойдя с батюшкиного двора, навек мрачнеет, а у меня никакого насилия над личностью быть не может! Бог с ним, с твоим пол-царством, мы и своим двором неплохо заживем, верно, Асенька?

Тут случилось невиданное и неслыханное. Улыбка сбежала с лица царевны, принахмурилась она, глянула на батюшку неприветливо.

- Что это вы, родитель мой, от уговора уклоняетесь? Жениха подыскали – меня не спрашивали, а как приданое давать, так улыбка вам моя мешает? Ну-ка, готовьте свадьбу да пишите договор на дарение половины царства, мы с Федором еще детей должны на летний отдых вывезти, некогда нам с вами рассусоливать!

Родители так и ахнули, оказывается, главный уговор выполнен. Может ведь царевна разумные речи вести и смешливость ее необратимый характер потеряла. Обняли дочку – и тут же принялись о свадьбе хлопотать. Я на том пиру был, мед пиво пил и хохотал над шутками и прибаутками от всей души, не стесняючись.