Крикливые совы — молитвы, ухают так врачебно - глухо, иероглифами монотонными, где-то на границе сознания. Воскрешаю вчерашний миг небытия, сращивая лики изумрудных икон в мозаику огромного страдания. Покупаю шантажом унижения капельки радости. Беру последнюю сверкающую жемчужину и убаюкиваю нежно в остатках разума.

Я прихожу как призрак, тень вечерней невидимки, в пучину непостоянства. Уподобляюсь на какой-то миг кроткому волшебнику, в котором умерла блаженная мотивация.

Там, над облаками, где углублённый центр, я оставляю имена, где живописность, падая, способна насмехаться над моей уютностью, где в конце правильно светит лишь возможность небытия. Я неизменно спрашиваю боль, застрявшую в груди: кто я?