Не спалось...

Я ворочался с боку на бок, время от времени отрывал голову от подушки, смотрел на светящиеся цифры на часах в надежде, что уже скоро рассвет. Но часы почему-то не спешили идти вперёд. Я даже решил, что они сломались. Просто замерли на одной позиции.

За окном темно. Лишь уличный фонарь неподалёку излучал желтоватый свет.

Было настолько тихо, что. можно было даже слышать, как размеренно капает вода из крана на кухне: "Кап-кап-кап.".

 

Внезапно в дальнем углу комнаты, как раз там, где примостился старый шкаф, что-то зашуршало...

– Мам, ты?

– Да, сынок… Где-то здесь старая аптечка моя…Снотворное закончилось,- немного испуганно, как мне показалось , ответила мать, шаря рукой в потёмках.

– А что свет не включишь? – я дёрнул за шнурок настенного бра.

Мать стояла ко мне спиной и как-то суетно задвигала верхний ящик шкафа.

– Всё, нашла уже, спи! – не оборачиваясь, сказала она и удалилась в свою комнату.

Тоже не спится ей… из-за меня, конечно – мне хоть было и жаль её, но в своём решении я был непоколебим: "Сказал лечу, значит, лечу!" А лететь я собрался в Красноярск и уже оттуда добираться до небольшого посёлка нефтяников, куда позвал меня на работу старый армейский товарищ. Мама вначале была не против, но вчера, когда я пришёл домой уже с купленным билетом на утренний рейс, вдруг неожиданно изменилась в лице и заплакала. Вновь пришлось убеждать её, что меня уже там ждут, и мать вроде успокоилась, но весь вечер ходила бледная, тёрла виски и тихо нашёптывала: «Нет, нет, не-ет!»

 

Ну всё, пора! Я резко встал , оделся и прошёл на кухню поставить чайник. Дверь в комнату матери была открыта, но её самой нигде не было. Странно как-то… Вдруг лёгкий холодок пробежал по спине. Я открыл шкаф. Предчувствие не обмануло – ни билета, ни документов на месте не оказалось. Вернувшись на кухню я увидел не замеченную ранее записку: « Прости, сынок. Объясню потом всё ». Обида, злость - всё перемешалось в душе . Я несколько минут сидел, обхватив голову руками, затем встал и , приписав к записке матери, что я никогда не прощу ей эту глупую выходку, вышел из дому.

 

Проснулся я на следующий день утром у Светки – своей бывшей подружки. На вопрос, как я у неё очутился, Светка очень живописно поведала, каким я заявился к ней поздней ночью, как плакал и жаловался на жизнь, на маму, на неудачную задумку улететь.

– Я же впервые тебя такого смешного увидела! Не, Валерка, не идёт тебе это дело – чужой какой-то становишься, хоть и спокойный. Давай, умывайся да домой топай а я пока кофейку соображу, - прощебетала Светка и пошла на кухню. Потом мы пили со Светкой кофе, я поглядывал в телевизор, по которому передавали новости. Голова ещё плохо соображала после вчерашних возлияний, но, когда диктор скорбным голосом сообщил об авиакатастрофе самолёта, я весь напрягся и, замерев, вслушивался в подробности. Всё совпало – номер рейса, дата вылета… Все погибли… Все… Я, как в тумане, встал и направился к выходу. Мама... она предчувствовала... Моя милая мама... Домой! Уже у дверей меня догнала Светка:

– Куртку то надень!

 

...Мы долго стояли и молча смотрели друг на друга. Потом мама положила мне голову на грудь и тихо-тихо заплакала. Я обнял её и долго так стоял, поглаживал материнскую спину, то и дело отрывая одну руку, чтобы смахнуть свои и её слёзы...