конь в незабудках
Жёлто-лимонный конь в незабудках
топчет шалфей, разгоняет юрких
мышей;
птицы, заслышав шелест полёвок,
вздымают крылья, -
их жест так лёгок, и
шаг так лёгок, бьющий мышиные норы, -
поступь титана, крошащего в прах просторы,
поступь поэта, над чьей головой небо тихо плывёт,
поступь лета, которое вечно живёт; вечно
теснит васильками да изумрудами
чёрные рёбра земли, - ограды, что, вечно оскалившись,
смотрят в просторы – рады,
до посинения сумерек, до желтизны культей,
вгрызаться в путы дорог,
лёгкий бег всех путей превращая
в рваные нити, в кручёные провода,
по которым валкой поступью ерунда вечно
бредёт, опираясь на посох столбовой лжи, -
пешит, треножит, и - сторожит.
Высятся миражи – даже рифма туманна:
рёбра готических витражей изуродованы тенями,
наследницами плетей. Их ограды давят;
жёлто-лимонный конь
топчет шалфей, сгоняет ворон
с серых крыш, с металлических их ладоней.
Птицы взлетают; звон похоронный
падает сетью дорог к причалам домов.
Тени вгрызаются заново в вешки углов,
птицы седлают шпили, карнизы и провода,
видят в полях ограды;
и так – всегда.
НА РАССВЕТЕ
«Ты умрёшь» - на рассвете сказала трава.
«Ты уйдёшь на рассвете» - я понял слова.
«И шагнёшь босиком, как тогда, из утробы...»
«И уйдёшь босяком, без молитвы и гроба...» -
так, я понял, шептала под ветром трава.
Старый пряный октябрь распадался на листья.
Краски сыпали с неба на небо из луж.
Голубые глаза, белоснежные кисти...
Всё проходит, и я, уходя, обернусь -
вот октябрь на плечах, и рассыпались мысли...
За кострами – могилы, за огненным – зелень.
Ты умрёшь, я умру, - все умрут, - в свой черёд.
Только хочется осенью выстрелить жизнью,
вне черёда, и сладко – без всяких хлопот, как...
Когда-то. Когда-то всегда виновато
в нерешенности,
в совести, в мутных тенях.
Я прилягу на траву... Она виновата? Ну конечно! –
сухая трава виновата,
что бесслёзные щёки и
сны - на губах.
