День был тёплым и солнечным и настолько приятным, что хотелось улыбаться каждому встречному. Я только что выиграла всухую теннисную партию и отдыхала на лавочке, болтая ногами.

— Давай сыграем? — голос соседского мальчишки звякнул невидимым колокольчиком возле моего уха так громко, что я вздрогнула.

— Давай в другой раз, — устало сказала я и, подняв голову, столкнулась взглядом с его хитрыми глазами.

— А может, сыграем на шоколадку? — он продолжал смотреть мне в глаза, перекидывая теннисный мячик из одной ладони в другую.

До этого мы все играли только “навылет” и кто проигрывал, уходил в сторонку и ждал своей очереди. Больше никто ни на что не играл.

— Я очень надеюсь, что у тебя есть шоколадка! Кто подаёт? — я засмеялась, вскочила со скамьи и приготовилась к бою. Моя уверенность в себе настолько зашкаливала, что я даже не задумалась, где возьму деньги на шоколадку в случае проигрыша.

 

Пять теннисных столов с металлическими сетками были установлены в нашем микрорайоне для создания достаточного досуга молодёжи. Молодёжь подарок оценила и праздное времяпровождение посвящала оттачиванию дворовой техники игры в настольный теннис.

Столы, сделанные из тонких железных листов, покрашенных в зелёный цвет, были шире и длиннее стандартных и заядлые игроки постоянно бились о края тонкого металла верхними частями бёдер, стараясь достать недосягаемый мяч, падающий возле приваренной к столу сетки.

Не успевали проходить одни причудливые синяки, как на их месте появлялись другие. Многие девчонки отказывались играть в теннис именно по этой причине.

 

— Так, кто подаёт? Или разыграем? — я спросила ещё раз и с интересом посмотрела на своего противника.

Долговязый мальчишка, который был на год старше меня, помялся, нетвёрдо переступая с ноги на ногу, и весело произнёс: Давай, подавай!

— Да будет так! — прошипела я сквозь зубы, как будто боялась выпустить своё радостное ликование наружу.

В процессе дворовых состязаний я давно усвоила, что без хорошей подачи выиграть невозможно и поэтому работала над ней каждый день.

Правая рука с ракеткой размахнулась и в это же время левая рука совсем невысоко подбросила белый, легкий как пух, пластиковый мячик. Я повернула правое запястье руки в том направлении, в котором хотела видеть вращение мяча и ударила.

Ракетка будто бы срезала тонкий слой задней, нижней поверхности шарика и он отскочив, ударился о раскалённый металл моего поля и перелетел через сетку, едва её не коснувшись.

Моя подача с закручиванием мяча давно приносила мне успех. Отбить её удавалась не всем.

Как только мяч упал на стороне противника у самой сетки, то сразу поменял траекторию. У парня было совсем мало времени, чтобы просчитать вращение, которое невозможно предсказать.

Мяч, как солнечный зайчик, соскочив со стола, весело запрыгал по дорожке и исчез в траве.

Вскоре партия закончилась с большим перевесом счёта, а мой соперник, проиграв, побежал в магазин за шоколадкой.

 

Кто бы мог подумать? Но с этого момента вся играющая молодёжь перестала стучать по мячу впустую и начала играть только на шоколадки. Благо магазин был рядом, за углом, и проигравшие отдавали долги моментально.

Шоколад я не любила, предпочитая больше солёное и острое, но опьянённая особенным, невероятным азартом, увлеклась игрой и стала приносить домой по две-три шоколадки в день.

Я чувствовала себя неутомимым, заядлым охотником, который каждый день приносит домой добычу. Приносит и прячет.

Родным ничего не рассказывала и украдкой хоронила свой выигрыш в платяном шкафу, в своей комнате. Боялась, что в один день могу проиграть. Да и было несколько раз, что проиграв, бежала за шоколадом домой, а не в магазин.

Мною полностью овладел небывалый, шальной азарт. Шоколадные плитки стали для меня чем-то необыкновенным — золотыми жетонами, чудесной валютой на которую можно играть, делая ставки, но ещё они были моей наградой, моими завоёванными медалями.

Перед сном, я закрывала дверь своей комнаты, доставала красиво упакованные брусочки из шкафа и трепетно пересчитывала их.

Настоящее наслаждение я получала, если шоколадок становилось больше, чем вчера и испытывала большое разочарование, если их было меньше. Тогда, я давала себе слово, что обязательно буду работать над техникой и прокручивала в голове каждую возможную подачу для каждой возможной ситуации. Прятала своё сокровище назад и засыпала с огромной, детской надеждой на завтрашний день.

 

Так пронеслось короткое, необыкновенное лето, в течении которого ассортимент шоколадок в моём шкафу то увеличивался, то уменьшался и к тому моменту, когда зарядили холодные, осенние дожди и играть уже было невозможно, я оказалась обладателем сладкого сокровища, в количестве двадцати шести штук.

Сокровище было спрятано глубоко в шкафу, за небольшой кучей, сложенных стопочкой вещей и что с ним делать я совершенно не знала. Шоколад появлялся дома крайне редко и появление его в таком большом количестве, сразу бы повергло моих родных в эмоциональный шок, да и как рассказать маме с папой, что всё лето играла в теннис и всё это выиграла?

Играть в теннис — это одно, а играть в теннис на что-то, это совсем другое дело, это совершенно не по-советски, а тем более в моём пятнадцатилетнем возрасте.

Я даже представляла себе, как отец взглянет сердитыми глазами и рявкнет: “Сегодня играешь в теннис на шоколадки, завтра начнёшь играть в карты на деньги, а послезавтра....Эх!”, а мама добавит: “Лучше бы бабушке с огородом помогла!”

Недолго думая, уверенная, что моё сокровище надёжно спрятано, решила всё оставить как есть, до следующего лета, до новых игр.

 

Я чувствовала, как тонкие струйки воды растекались по моему загорелому телу и окутывали приятным ощущением блаженства. Какое же это наслаждение просто стоять под горячими струями воды и ни о чём не думать. Как же хорошо, когда есть горячая вода!

Замотавшись маленьким, полинявшим от времени, полотенцем, я вышла из ванной и быстро юркнула в свою комнату. Не успела я переступить порог, как от неожиданности полотенце сползло и упало мне под ноги.

Передо мной стояла заплаканная мама и еле удерживала в своих дрожащих руках мои шоколадные жетоны - сладкий пропуск в мир невероятного азарта.

— Откуда? — мамин голос показался мне совершенно чужим.

Её взгляд скользнул вниз к полотенцу, упавшему на пол, но остановился на моих ногах, намного выше колен. Я поймала её взгляд, который уставился на жёлто-бурые синяки в виде множественных отпечатков пальцев на одной ноге и почти такие же на другой. Она стала ловить ртом воздух и сползать вниз по закрытой створке шкафа. Шоколадки выпали из её рук и рассыпались по полу.

— Как ты могла? Что тебе не хватало? Своя комната, горячая вода, на всём готовом! — казалось, что мама проговаривает каждую букву и старается вложить в это столько сил, чтобы мне было очень и очень стыдно.

А я стояла в неподвижном, леденящем оцепенении, готовая провалиться сквозь пол и думала: “Ну, нафига мне нужны были эти шоколадки, которые даже не люблю!”

Только теперь, с высоты своего возраста, будучи мамой двоих дочерей, могу представить, что в тот момент пронеслось в её голове, а тогда, застигнутая врасплох, я была напугана больше, чем мама и единственное, что смогла выдавить из себя виноватым, растерянным голосом: “Пожалуйста, не говори отцу.”

После этих слов маме стало ещё хуже.

 

Мы сидели на полу, напротив друг друга, среди разбросанных “Алёнок” и “Белочек” и плакали. После того, как я ей всё рассказала, мы обе плакали от счастья. Я — от облегчения, что рассказала о своём секрете и он оказался не таким уж и страшным, а мама от того, что всё обошлось и её дочь не скатилась по наклонной.