ДЕВОЧКОВОЕ
НОВЫЙ ГОД В АЛЬПАХ
Снегам австрийским по сердцу апломб!
Достоинства в цене - цена завышена.
На мне аранский свитер в крупный ромб,
в бокале - Мараскин с коктейльной вишнею.
Курортный Санкт-Антон лениво пьян:
ночь в Новый год - и та вальяжно-медленна.
Искусен пианист. Но лезет дрянь
в башку мою – неясно, чем навеяна.
И я пою про ёлочку зимой
всё громче, не смущаясь слёз непрошеных.
И что есть мочи хочется домой -
туда, где мама с папой, чай морошковый.
Глинтвейном разогретые, бостон
танцуют немцы: чертят па коронные.
«В лесу родилась ёлочка» - мой стон
перекрывает вальса звуки томные.
Камин террасный греет лишь глаза,
и местный ветер Фён сильней к полуночи.
Хочу в Москву. Но некому позвать.
И некому испечь с ванилью булочки.
ЗАНАВЕС
Девочке — шторки. За пудровым флёром
мир за окном «в Бенуа» акварелен.
Цвет у цветов на постели пастелен...
Девочке — шторки. Девушке — шторы.
...
На бутерброде, пшенично ковровом,
солнце вальяжится сыром расплавленным.
Шторы беспечны — под солнцем в пергаменты
сохнут надежды. Высохнут скоро.
...
Женщине грустной - гардины. Что оберег.
Женщина видеть не хочет заборы,
грани высоток, просветы-зазоры
там, где когда-то текли в её светлое
артериально проспекты. «Наверно, не
стоит смотреть в разорённое». В сговоре
створы-гардины и веки тяжёлые.
...
Сумрак. Ковёр с вековою проплешиной
ленно целует портьеру, волочится
по-стариковски. Но грузно-атласная —
золотом шита — дремотится пассия.
Спит и хозяйка. И в снах хороводится
с бывшими милыми, с прежними нежными.
Свет. «Ах, позвольте! Спектакль не доигран, и...
разве антракт?» «Да конец, уж как водится.
Эй?! Там, на сцене! Финал. Занавешивай».
