О гранях тишины / Пугало
О гранях тишины
Февраль неразговорчив, неприветлив,
позёмками выписывает петли.
Грядущее крадётся, словно тать:
отнять надежду, веру испытать.
Я умолкаю среди сотен тысяч,
где каждый может и обнять, и высечь,
и проявить недюжинную прыть,
чтобы собой полмира одарить.
Я леденею и опять пасую.
Весной прозрачным щупальцам сосулек
никак не дотянуться до земли.
Стихи на мёрзлой почве не взошли.
И колокол звонит – по тишине,
что больше не
заговорит во мне.
Вначале было слово не о том,
как больно к горлу подступают звуки,
не изданные неоткрытым ртом,
как мысли разбегаются в испуге
быть вслух произнесёнными
не там
и не для тех,
и не ко времени,
и гибнут, гибнут, гибнут... а спасённые
так далеки ещё от озарения.
Но мыслям тоже свойственно старение.
Иных уж нет, другие далеко,
а с новыми свыкаешься не сразу –
изгнать пытаешься и лечишь, как заразу,
прописываешь сам себе покой.
И понимаешь: не сняло рукой,
которая – ни помощь, ни опора –
держатель для столового прибора.
Идёшь к реке, притихшей подо льдом –
там яблоня врастает в отчий дом,
покинутый, заброшенный, забытый.
Вдоль берега – согбенные ракиты,
несущие свой снежный скарб с трудом.
Там, в чреве тишины, мой эмбрион
впадает в сон, спокойный и глубокий,
через плаценту неба тянет соки.
А время-врач подсчитывает сроки,
прикладывает ухо к животу
и слушает, как я внутри расту.
Пугало
(Истина где-то рядом)
Разбегаются дороги.
В точке сходятся пути.
Мыши, львы, единороги —
Вам ли истину найти?
Небо голо, нивы сжаты,
Зёрна сохнут в закромах.
Где мой верный провожатый?
Всё — сама, сама, сама...
Извиваются дороги.
Горизонт утоп в лесу.
И владею пусть немногим,
До него не донесу.
На поляне — перепутье,
Время путает следы.
Всё равно куда свернуть, но
Не попасть бы в след беды.
Что ни доля — доля риска,
Риской мечен каждый ствол.
Солнце грузит жёстким диском
Мой истрёпанный подол.
Не сменить наряд неброский.
На потеху воронью
Я одна на перекрёстке
Вечным пугалом стою.
