Много папертей истоптал,

разным иконам заглядывал в лица,

но сколько ни пытался понять

язык церковных колоколов –

так и не разобрал их речи.

 

Ледяной водой по щекам,

по ключицам в грудь проникал звон

из деревянной церквушки в глухой Сибири,

близ Томский писаницы.

 

Другой – разбитым фарфором

гремел над Казанским собором

в пустом Петербурге.

 

Будто ветер в глухих водосточных трубах,

гудел над громадой-Москвой

звон-вой.

 

Слушал вдумчиво, только не понял

песен расколотых,

которые пел ярославский колокол.

 

Сколько их было,

пытавшихся объяснять-поучать?

Трудно вспомнить...

но понимал я один-единственный колокол.

 

Этот рассказывал мне о моей земле,

на рассвете будил меня.

Этот казался мелодичным и тихим,

но, когда ударял языком,

дрожь пробегала по комнатам,

по кончикам пальцев.

Этот колокол требовал послушания,

не щадил, не прощал.

И боялась его душа моя,

и любила земля.

 

Этот колокол остался со мной,

даже когда я покинул город.

Он не позволил мне потерять звон,

потерять голову.

Этот колокол выше луны и солнца.

Этот колокол тише зари, легче воздуха.

Этот колокол говорит

Этот колокол слышит

Помню только последнюю прожитую неделю.

Таяло быстро, но пока оставался снег.

Солнце светило сквозь стёкла балкона, отражалось – и было два солнца.

Я смотрела и не понимала, какое из них настоящее – оба яркие,

Оба кричали мне: "Прячься! Это я!"

Не пряталась,

А, смеясь, выходила на улицу,

Нарядная и кудрявая,

Месила замшевыми сапожками грязь.

Солнце светило из каждого стекла, из каждого зеркала, из каждой лужи.

Я показывала ему язык, дразнила: «Ой! Боюсь! Какой кошмар! Какой ужас!»

Так всю неделю и прогуляла.

А в воскресенье пошла прямо на центральную площадь –

Там были красивые лошади.

Дети катались на них, трепали загривки, гладили спины.

Взрослые пили крепкий чай из уличных самоваров

И что-то ещё покрепче из бутылок, которые прятали по сумкам, рюкзакам и карманам.

Солнце прыгало по этим бутылкам, стреляло глазками и пропадало в очередном кармане.

Звякали колокольчики, подковы, бусины ярмарки.

Люди пялились на меня, а я стояла на куче снега,

Раскинув руки и сияя от счастья.

Воздушная, почти невесомая:

«Прости, солнце. Зря над тобой шутила».

Где-то отозвалось еле слышно: «Господь простит».

И впервые за всю неделю

Перед солнцем я ощутила страх.

От меня останется лишь обгорелое перекрестие и весна.