Чернобурка

ЧЕРНОБУРКА
Небо расчерчено: метр на метр.
Двор – точно так же...
Свернусь на земле
В ржавеющей клетке.
Отдохну.
После снова копать,
Раздирая уставшие лапы о сетку.
После снова хватать за огромные лапы тех,
Кто бросает куски тёмно-красного солнца,
Которые пахнут живыми коровами, козами, курами.
Эти огромные говорят:
"Вот отличная чернобурка.
Только злющая –
Так и хочет цапнуть за пальцы.
Ух!"
Я рычу им в ответ:
"Загрызу! Убегу!"
Эти скалятся...
Так и скатывается день.
День.
День.
У забора лысеет дерево.
На его плешивую голову сыпется пепел.
Огромные точат нож.
Меня загоняют в угол обледеневшей клетки.
Рычу и кусаюсь – бéз толку.
Держат за лапы,
завязывают пасть,
режут наживо,
обдирают мех.
Горячо и холодно.
А они смеются:
"Не такая резвая,
если голая?"
И кидают в кучу с другими отходами:
Уже не чёрными, и не рыжими.
 
А я выжила.
Учусь одеваться в тряпки,
Учусь не кусаться и не рычать.
И никто не догадывается будто:
"Девушка, посмотрите, какая шубка!
Отличная чернобурка!
Покупайте. Сидит, как влитая!"
Медленно касаюсь
потрескавшимися пальцами меха,
Набираюсь смелости:
"Покупаю"...
 
ДУРАЧОК
Тишину нарушает размеренный стук копыт.
Под шагами коня высыхают пустые степи,
Дурачок выбирает дорогу «богатому быть»,
Направляется в лес, запевая про Дон и Стеньку.
 
Лет пятнадцать пройдёт. Под густой колокольный звон
Он вернётся в деревню верхом на горбатом волке,
И карманы его будут полны сухой листвой,
И глаза его солнцем и золотом будут полны.
 
Люди тыкают пальцами, шепчутся, хмурят лбы,
Распускаются сплетни, как в майских садах деревья.
Дурачок выбирает дорогу «женатому быть»
И спешит в города, чтоб попасть на глаза царевне.
 
Двадцать лет пролетит. Он вернётся под лай собак,
У церквушки присядет, заплачет. А ближе к ночи,
Напевая романсы, пойдёт прямиком в кабак
Теребени рассказывать быль про царёву дочку.
 
На отшибе – хибара. Забором вокруг – дубы.
Он сидит на пороге и мнёт сапогом опята.
Дурачок выбирает дорогу «убитому быть».
Он вернётся наверно. Когда-нибудь… в сорок пятом.