Ночи и воробьи. Шельмовство
Ночи и воробьи
Ночь идёт, глотая тень сарая,
лезет в дом,
крадётся за котом.
Сном коротким шепчет: «Баю-баю».
Утро – вдруг.
И солнце в половицы
вспыхивает лампочкой.
Вкуснится
в кухне подоконник пирогами.
Втянешь воздух, предвкушая день,
мёдом пахнет сныть, на месте тень.
Вечер тонет в воробьином гаме…
Пасти экскаваторных ковшей
сносят дом – состарился уже.
Роют котлован многоэтажки.
Двор оворобело смотрит вниз,
будто бы над детством он повис.
Руку протяни – и мама скажет:
«Хлеба нет!» Несёшь из магазина
подовый, вдыхая запах тминный.
Корку обгрызаешь до сих пор…
Прошлое не хочет завершиться.
Здесь многоэтажка, словно спица,
вырастет, её обнимет двор,
Ночь придёт, глотая всё в округе.
И вернутся воробьи. На круги.
Шельмовство
Шельмовство этот снег!
Утром – белый, потом
добавляется в красное шарфа и клеткам пальто.
Заполняет пробелами скоропись птичьих следов.
Ты его дразнишь пухом и белой водой,
он тебе – всё в лицо, и в лицо.
Но сойдет и за правду,
за тени хрустальных дворцов
или сахарный город – твоя остановка трамвая,
индевелые скверы, высотки бетонного рая.
Не пиши ему.
Он продирается сквозь А4
винным блеском.
Тягуче мешается север и юг,
заполняя неровные строчки твоих закорюк.
Застилает хандрой, словно день до весны зачехлили.
Завтра он притворится немым и больным,
растворится шипучей таблеткой зимы.
Но сегодня ты требуешь: «Снега даёшь!»
И тебе ухмыляется дождь.
