В детстве одна девочка предложила мне поцеловать её. Наверное, это была любовь, уже не помню. Взамен Оленька пообещала мне счастье и кулончик на цепочке: маленький самолётик из настоящего детского золота. Оленьке было четыре с хвостиком, а мне недавно стукнуло пять. Я выглядел в её глазах серьёзным, опытным мужчиной – настоящим мужчиной её мечты...

 

Девочка обманула меня. Когда я честно поцеловал её во влажные, тёплые губки, та самодовольно улыбнулась и решительно заявила мне, что отныне вот это и есть моё счастье, а самолётик решила оставить себе: «В память о нашей любви»! Я попытался было силой отнять у неё изящную безделушку, но девочка заревела в голос и назвала меня дураком. Я тоже заплакал. Разняла нас нянечка. Оленьку, помню, та ласково потрепала по кудрявой головке, а мне отвесила звонкого шлепка и пригрозила, что выставит на подоконник без трусов, если я когда-нибудь ещё стану приставать к девочкам. Таков был мой первый урок любви.

 

Позже я любил многих девочек. Все они были немного или даже намного младше, но всё равно в дураках неизменно оставался я: бесконечно счастливый, но... без Золотого Самолётика. Так оно и продолжалось: из раза в раз со скучным постоянством. И несправедливость эта, в конце концов, превратилось для меня в самое настоящее наваждение. Женщины удивительно легко дарили мне восхитительные вещи: себя, детишек и бритвенные комплекты. А одна оригиналка умудрилась преподнести даже триппер! Но, как только я заводил речь о Золотом Самолётике, все они почему-то заметно скучнели и терялись. Некоторые начинали неубедительно плакать, по видимости, для приличия, другие сразу выставляли мой чемодан на лестницу. А как же?! Ведь они доверили мне всё: молодость, красоту, нервы! Они ведь дали мне главное – счастье! А тут я со своим дурацким самолётиком...

 

Тогда я просто-напросто устал от этой дурацкой суеты и умер: в тот прекрасный вечер сердце моё лопнуло от переполнявшего его безграничного счастья. Утром меня уложили в новёхонький гроб, уронив головою на кружевную батистовую подушку. Потом отпели в прикладбищенской капличке и понесли на руках к свежевырытой могиле – прощаться. За гробом скорбно следовала процессия молодых, прекрасных дам – цветущий, благоухающий духами караван. Они и сейчас принесли свои последние подарки: кто трогательный букетик, кто толику искренних слёз, стекающих с прекрасных, покрасневших от неподдельного горя глаз на осеннюю бурую глину. Дамы подходили ко мне и по очереди целовали в застывшие, припудренные белым тальком губы. Приближались на миг, целовали, уходили прочь – уже навеки… Внезапно одна из них низко склонилась надо мной и тихо прошептала, горько улыбнувшись: «Прости!» Холодную грудь мою пронзило вдруг удивительное тепло… Волшебное тепло маленького самолётика из настоящего детского золота...

 

Лучше поздно, чем никогда… Душа освободилась от оков и, удовлетворённая, полетела...