Мария Сергеевна Ященко, а среди своих - Манька-ящерка, сегодня была не в духе. Мария Сергеевна сидела на мокрой скамейке парка и ревела. Так ревела, будто она не самостоятельный одиннадцатилетний человек, а какая нибудь мелочь пузатая. Осознание этого удручающего факта немедленно привело Марию Сергеевну к решению рёв прекратить и сосредоточиться на выборе способа мести, а мстить Марии Сергеевне, надо признать, было за что - губа, распухшая от графского кулака, все ещё болела, а больше всего болело где-то внутри. От несправедливости мира вообще и Графа, как воплощения несправедливости, в частности.

 

День сегодня пошёл наперекосяк с самого

утра. Вначале, прямо в руках, лопнула большая фаянсовая кружка, которую Манька полгода назад стащила из какого-то супермаркета, из-за чего ей пришлось выслушать длинную матерную речь о своей косорукости от первой шестёрки Графа, крупного, но совершенно тупого паренька, откликавшегося на погоняло "Болт". Почему именно так, и как зовут его на самом деле, Мария Сергеевна за год, что прибилась к

этой стайке безпризорников так и не узнала, да и не хотела знать, если честно. Болт и болт. Потом чуть не попала в облаву на рынке, где они в основном и промышляли. И в довершение всего получила по роже от Графа за то, что принесла вечером лишь жалкую сотню с мелочью. Ну не удержалась сегодня Мария Сергеевна, накупила почти на двести рублей сладостей и слопала. А сам-то Граф, что не прячет денежки? Все этому дядьке в татушках отдаёт? Манька сама видела, как он ныкал на первом этаже в вентиляционной шахте хороший такой пакет... Идея мести стала приобретать

очертания.

 

В записке, засунутой под грязную ленту свертка, найденного семнадцать лет назад у "Дома малютки" было одно слово "Вася", но сам Граф, получивший к имени экслюзивную фамилию Найденов и не

менее эксклюзивное отчество Иванович, не

называл себя так даже в мыслях. Он и

полуразвалившийся дом на окраине,

официально снесённый года три тому назад и ныне служивший пристанищем двум десяткам разновозрастных беспризорников, всерьез именовал "графские развалины", не осознавая, какой насмешкой над их далеко не сладкой жизнью это звучит. Очень уж ему понравилось словосочетание, вычитаное из газетной рекламы во время утреннего сидения на корточках на третьем этаже, специально выделенном под эти цели.

 

Похлопав по голой заднице Светку, Граф

рапечатал новую пачку сигарет. Мысли в голове крутились невесёлые. Филарет, последний раз забирая бабки, был очень недоволен: "Если в следующий раз будет столько же, Графинчик, - вот же сука!!! - Я тебе руки-ноги повыдергиваю и поползёшь ты на паперть, а малолетки твои - по борделям - извращенцев ублажать, ты

понял?" Граф понял, и так же он понимал, что придется или значительно сократить долю, ежемесячно откладываемую в тайник, или валить. Причем первое -это только отсрочка. Если слово прозвучало, значит где-то уже все решили: он со своей бандой стал не нужен. Или ментов спустят, или Филарет приведёт свою угрозу в действие.

 

Своей нынешней жизни Графу было жаль. А что, Светка под боком, бабло несут, бухла немерено, отопление пацаны подключили, там и нужно было один раз в колодец слазить, да заглушить всё лишнее. А ему самому всего и надо-то иногда сходить с подручными ребра посчитать тому, кого Филарет укажет. Ну и ножичком пришлось пару раз пырнуть, да девке одной морду исполосовать, так дело привычное и не особо напряжное. Да и валить по всем прикидкам было рано. Как-то между побегами из детдома он, тогда ещё откликавшийся на Васю, прочитал Ильфа и Петрова и родилась мечта. Нет, белые штаны его не привлекали, ему было достаточно своего домика и мулаток, но обязательно в Южной Америке. И вначале Вася, а теперь и Граф знал, что для исполнения мечты, которая давно стала идеей фикс, нужны деньги. И как можно больше. Поэтому любой, вставший между Графом и его мечтой, будь то

прохожий, не желающий отдавать свои кровные, или фраер, заказанный Филаретом и пытающийся убежать, или девчонка, не принёсшая свою дневную норму, вызывали у Графа приступы священной ярости, которые иногда заканчивались для их возбудителей летально. Впрочем, его это не волновало. В отличие от количества денег, спрятанных в тайнике. Сумма за два года существования малолетней банды хоть и скопилась изрядная, но всё же была недостаточной. Год бы ещё продержаться, но и рисковать собственным здоровьем ох, как не хотелось. До зубовного скрежета. Но решиться на побег Граф никак не мог. Страх и жадность в своей борьбе заставляли вновь и вновь откладывать решение. Только сигареты доставались всё чаще и очередная смятая жестянка из-под пива летела в угол. Вот и в этот раз, отложив решение на завтра, Граф, прихватив фонарик и покачиваясь, отправился вниз отложить очередную выручку и полюбоваться на туго свернутые рулончики разномастных купюр в тайнике.

 

Мария Сергеевна знала, что где-то под

Питером живет её тетка с фамилией Матвеева. Искать её по одной фамилии никто не стал и Машу после смерти угоревших по пьяни родителей благополучно определили в детдом, откуда она через три месяца сбежала. Без денег добраться до Питера она и не мечтала, а

теперь появилась надежда и отомстить и найти тётку. Как взрослый человек, Мария Сергеевна понимала, что это будет непросто, но так как взрослый человек был ещё достаточно молод, она была уверена, что справится со всеми проблемами. Поэтому, как стемнело, Ящерка стояла на первом этаже графских развалин и чутко прислушивалась.