Другу стихотворцу

Григорию Островскому

 

Поэт велик лишь, когда он мёртв...

Но вряд ли ответит из тёмной кельи

попавший в тесный каменный переплёт

хранилища вечности в Сан-Микеле...

 

После него, казалось, случится потоп,

но всё оказалось гораздо хуже:

приход захирел и расстригся поп.

А вместо потопа — лишь грязные лужи.

 

Отраженный кровавый закат в них — нечто

вроде гаспачо, или вульвы в разрезе и —

как ни тщись, но не увидишь Вечность,

в том, что сегодня зовётся поэзией.

 

В мутном словесном потоке дрожащих

от анорексии или в падучей сомнамбул,

пресных сказуемых, солоно подлежащих,

местоимений, союзов, глаголов, вокабул...

 

Что же, свои, вероятно, найдутся резоны, —

то ль у Фортуны, то ль у Творца Вселенной.

Нет больше гениев. Имя нам — легионы, —

скромным подёнщикам Музы, навек безыменным...