Когда отступаешь пред жалом судьбы
В глухое ущелье, покинув исток,
Ревущим каскадом срывался поток.
Он рвался в долину на вольный простор,
В густые, цветущие травы. Но гор
Седые громады его стерегли:
На тесном пути валуны залегли,
Щербатые скалы разинули пасть,
Готовые им позабавиться всласть.
Завидя преграду, поток закипел
И смело в теснину сырую влетел!
Он в каменном чреве бурлил, клокотал,
Змеясь под нависшими сводами скал.
В жестоких объятьях терзал его враг,
Изранив когтями косматых коряг.
Оскалился глыбами горный завал...
Но силу в бою всем поток доказал!
В неистовой схватке меж каменных стен,
Отвергнув с презреньем томительный плен,
Он в скалы вгрызался, свирепо рыча.
Был блеск его струй как сверканье меча!
Седым валунам раздирая бока,
Ломая коряги, он груды песка,
Взбесившийся, гнал по развалам камней,
Вздымая фонтаны холодных огней.
Сражённое диким напором стремнин,
Тогда расступилось ущелье пред ним.
И, славя победы торжественный миг,
Звенел он, ликуя, что цели достиг.
Внизу победителя ждали луга,
И травы ласкали его берега...
Уже полноводным прозрачным ручьём
Он встретился мне на пути. С рюкзаком
Я долго плутал, возвращаясь домой
С прогулки. Пекло, и рюкзак за спиной
Выламывал плечи. Я плёлся без сил...
И тут мне дорогу поток преградил!
Досадно! Ну как тут судьбу не ругнуть!
Пути дальше нет, лишь назад повернуть,
Опять бездорожью не видно конца...
А ноша уже тяжелее свинца!
А там, за ручьём, в тихих рощицах, где
Волнуясь, тропинка сбегала к воде,
Так близко знакомые были места!
Да только преграда была не проста.
И вновь вдоль ручья, заплетаясь в траве,
Я брёл. Била молотом кровь в голове,
Усталость валила, как в бурю волна,
И свет застилала в глазах пелена.
Вокруг расстилался угрюмый пейзаж.
Пернатый парил над долиною страж.
Он пас облаков молчаливых стада,
Безжизненных скал облетал города.
Подёрнулся мглистою дымкой простор,
Померк разнотравья цветистый ковёр,
Безжалостно солнце палило в висок,
И пенные зубы мне скалил поток.
Я брёл... Наконец, отыскался и брод.
Скользя по камням, перебрался, и вот
Увидел поникшую, словно в тоске,
Зелёную иву на чистом песке.
— О чём плачешь, ива, над светлым ручьём?
Склонившись так низко, скорбишь ты о чём?
О чём торопливые молишь струи,
Во след простирая им ветви свои?
Быть может, резвясь, уронила в откос
Серёжки, и быстрый ручей их унёс?
Иль счастье так скоро промчавшихся дней
На дне схоронила средь мшистых камней?
Мне ива в ответ прошумела листвой:
— Опомнись! Тебя помутил, видно, зной.
Укройся в прохладе моей, отдохни,
Усталость безумную прочь отряхни.
Получше вглядись: я прильнула к ручью,
Я нежные песни от счастья пою.
Ведь мне о любви своей шепчет ручей,
Лаская зелёные кудри ветвей..
Вокруг погляди!.. — Изумиться пришлось.
Взглянул — будто в сумерках солнце зажглось!
Горячая хлынула в душу волна,
И словно скатилась с зрачков пелена:
Так ясен и свеж расстилался простор!
Взметённый могучим дыханием гор,
Бесстрашный орёл в поднебесье парил
И клёкотом мёртвые скалы будил.
Вокруг с упоеньем шептались цветы.
Был мир воплощеньем прекрасной мечты!
Тянулись, дрожа, к небесам тополя,
Легко и свободно дышала земля.
И я полной грудью вздохнул веселей!
Когда ж свою быль мне поведал ручей,
То здесь, под тенистым шатром в тишине,
Простая припомнилась истина мне:
Когда отступаешь пред жалом судьбы,
И руки, слабея, страшатся борьбы,
От робости сердце трепещет в груди, –
Ты жизни даров понапрасну не жди.
Остывшей золе никого не согреть,
И хмуро на жизнь осуждён ты смотреть!
Та истина многим известна: навек
Ты сам своё счастье куёшь, человек!
С ручьём серебристым, что светел и скор,
И ивой простясь, на крутой косогор
По узкой тропе шёл уверенно я,
И лёгкой казалась мне ноша моя!
