Вспоминая
У меня был учитель. Ему было много лет. Он смотрел на меня, говорил мне: ты — щит, ты — свет, он смотрел на меня и учил меня быть собой, помогал мне собраться перед войной, он давал мне оружие в руки - и бил плашмя, но теперь не боюсь я ни посоха, ни огня.
У меня был учитель. Предмет наш был ясн и прост: оставаться собой, отвечать на любой вопрос, помогать заблудившимся, выловить из тоски — он меня, безоружную, этим зажал в тиски.
У меня был учитель. Его называли Смерть,
и боялся он только в глаза мои посмотреть.
У меня была цель: оградить от любой беды всех, кто справится с ней не мог и не мог уйти, проложить им дорогу туда, где Рай, и забыть: изначально я — тоже тварь, но забыть не выходит, людей увлекает в ад...
и теперь-то вы знаете, кто в этом виноват.
У меня была цель, был учитель, была мечта, только я изначально совсем не та, не хватает ни силы, ни света: тьма, заполняет меня и лишает меня ума. Слишком много на теле шрамов. Они болят.
Я не знаю, кто и в чем виноват.
Я теряю не только силы, теряю суть, и теперь меня есть, за что ему упрекнуть, но учитель садится, отводит мои глаза, и, пока я не вижу, вонзает в меня кинжал...
...вот стою, обнимаясь с ветром, земля суха; и над нами плывут водянистые облака, я ему говорю: "береги меня, береги", он смеется, серьезности вопреки, обнимает сильнее — и выжженная земля жжет прохладою горло, как медленная петля;
...вот стою, наблюдая, как люди бегут во тьму, а меня почему-то оставили все одну, я не знаю, что делать, куда бежать, почему подо мною шипит базальт, закрываю глаза: "береги меня, береги", ощущаю на шее прохладу его руки;
...вот стою, а вокруг ни единой живой души, только кто-то мне шепчет: "ну же, давай, дыши", открываю глаза — Смерть глядит на меня в ответ,
и я помню тот взгляд еще с малых лет...
У меня был учитель, но я провалила цель, и теперь, наблюдая, как боль на его лице вдруг сменяется ужасом — я смеюсь,
потому что ни капельки не боюсь.
Поднимая меня, улыбается он, как встарь, только я замечаю на донышке глаз печаль, только я замечаю — теперь-то я вижу все: он не знает еще, но ведь он — от меня — спасен, только я, понимая, что мне уже не помочь, говорю ему: "хватит.
Пора отправляться в ночь".
У меня был учитель. Предмет наш был ясн и прост: оставаться собой, отвечать на любой вопрос, помогать заблудившимся, выловить из тоски — он меня, безоружную, этим зажал в тиски.
У меня был учитель. Его называли Смерть,
и боялся он только в глаза мои посмотреть.
У меня была цель: оградить от любой беды всех, кто справится с ней не мог и не мог уйти, проложить им дорогу туда, где Рай, и забыть: изначально я — тоже тварь, но забыть не выходит, людей увлекает в ад...
и теперь-то вы знаете, кто в этом виноват.
У меня была цель, был учитель, была мечта, только я изначально совсем не та, не хватает ни силы, ни света: тьма, заполняет меня и лишает меня ума. Слишком много на теле шрамов. Они болят.
Я не знаю, кто и в чем виноват.
Я теряю не только силы, теряю суть, и теперь меня есть, за что ему упрекнуть, но учитель садится, отводит мои глаза, и, пока я не вижу, вонзает в меня кинжал...
...вот стою, обнимаясь с ветром, земля суха; и над нами плывут водянистые облака, я ему говорю: "береги меня, береги", он смеется, серьезности вопреки, обнимает сильнее — и выжженная земля жжет прохладою горло, как медленная петля;
...вот стою, наблюдая, как люди бегут во тьму, а меня почему-то оставили все одну, я не знаю, что делать, куда бежать, почему подо мною шипит базальт, закрываю глаза: "береги меня, береги", ощущаю на шее прохладу его руки;
...вот стою, а вокруг ни единой живой души, только кто-то мне шепчет: "ну же, давай, дыши", открываю глаза — Смерть глядит на меня в ответ,
и я помню тот взгляд еще с малых лет...
У меня был учитель, но я провалила цель, и теперь, наблюдая, как боль на его лице вдруг сменяется ужасом — я смеюсь,
потому что ни капельки не боюсь.
Поднимая меня, улыбается он, как встарь, только я замечаю на донышке глаз печаль, только я замечаю — теперь-то я вижу все: он не знает еще, но ведь он — от меня — спасен, только я, понимая, что мне уже не помочь, говорю ему: "хватит.
Пора отправляться в ночь".