Гостья
(Из книги: Михаил Бруталов. МАндарин Бальзака)
Был вечер, ранняя темнота, погода такая гнусная, какая бывает только в ноябре. Холодный дождь сменяла, обжигая щёки, ледяная крупа, ветер выворачивал зонтик, коварная глубина луж, сиявших отражением фонарей, подстерегала прямо посреди тротуара. Инга в плащике, обманутая утренним солнцем, продрогла, промочила ноги и не чаяла добраться домой. Теперь наверняка сядет голос, а для преподавателя сипеть — нет хуже: студентам смешно, самой — противно. Придётся каждый час полоскать горло: сода, календула, фурацилин — но всё равно нет гарантии. Сволочь Асмодьев, ах, какая же сволочь! Инга не стеснялась в заочных инвективах заведующему кафедрой, который из каждого заседания устраивает театр одного актёра часа на три: по всем темам пройдётся, даже политическим, — будто не профессоришка захудалого вуза, а президент эр-эф. И ведь не старый, сволочь: отца народов не застал!
Вот наконец и дверь родного подъезда, приветливый светлячок кодового замка: пик-пик-пик-пик! Лифт загнали на этажи — плюнула, поднялась пешком. Тут и лифт подошёл — откуда? сверху? На площадку вышла женщина в сером плаще, с мокрым полураскрытым зонтиком и портфельчиком, таким, как у Инги, и по коридору направилась к двери квартиры. Соседка? Инга не знала соседей, да и невозможно было и не имело смысла их знать: квартиры сплошь заселены временщиками, как называла их Инга, за полторы-две тысячи баксов хозяевам — московским мелким буржуа, рантье, среднему классу, чёртовым мидлам. Инга не была серьёзной революционеркой, но грубый язык красных любила, он выражал её всегдашнее настроение, а себя причисляла, разумеется, не к мидлам, а к ловерам. Точнее, к пролетариям умственного труда.
Между тем, соседка, звякнув ключами, стала отпирать. До Инги не сразу дошло, что отпирает она не какую-то соседнюю, а её, Ингину дверь. Это было что-то новое и интересное. Незваная гостья привычным движением щёлкнула выключателем в передней. Холодок азарта толкнул Ингу вперёд, и она успела встать лицом к лицу с наглой тварью раньше, чем та захлопнула бы дверь.
— Ну что, сволочь? — спросила Инга, тут же сообразив, что ответом может быть удар по голове или так называемым пером в брюхо.
Наглая рожа смотрела в глаза и загадочно улыбалась.
— Проходи, — посторонившись, сказала она дружелюбно и закрыла входную дверь, так что Инга оказалась в ловушке. — Ты вся мокрая, сними плащ, — заботливо посоветовала гостья. Свой она повесила на вешалку, но не на крючок, а на плечики, как обычно делала Инга. — Я ненадолго.
— Это уже неплохо, — дрожа мелкой неостановимой дрожью, сказала Инга, удивляясь своему остроумию.
Было странное ощущение лёгкого гипноза, Инге знакомое: подружка, Ленка Круглова, пока не рассорились, таскала её по всевозможным психотерапиям. Обе страдали малоизученным психическим расстройством, которое про себя Инга называла психосексуальным, но вслух таких слов боялась.
В передней стояло большое зеркало. Вешая плащ на другие, запасные плечики, Инга увидела отражение себя и незнакомки. Сходство было поразительным.
Человек гениален в такие секунды — если не совсем обалдел, и с быстротой молнии мелькнула гипотеза: сестра! близнец! Неудержимая мысль покатилась дальше: так значит, мама у неё? Ушла к ней после того скандала? Мама жива? И десять лет не давала о себе знать? Но почему же мама молчала о сестре?
