Гамаюн
Поэтическая интерпретация: Эдгар Алан По "Ворон".
***
Однажды в тоскливую полночь,
Когда меня думы томили,
В исходе рабочей недели
Я жаждой ментальной гонимый,
Не мог находиться в безделье.
Но так обуяла усталость,
Что сном я некрепким забылся,
Сквозь дрему мне вдруг показалось:
В покой посетитель явился.
И в сердце моё постучали,
Очнулся я, как от укола:
Видение старой печали,
И голос немого укора.
Я помню декабрьский холод,
В камине истлевшие угли,
И призрака серого голод,
Который мне ночью приснился.
Я ждал с нетерпением утра,
У жизни хотел одолжиться,
Но сердце стонало, как будто
Мне с горем своим не ужиться.
Я плакал по умершей милой,
И звал её нежное имя,
И видел ее в дымке белой,
Как Ангела с длинною выей,
Как лебедя с дивною выей.
Глаза её были печальны,
Мне в самую душу смотрели,
И перьев чуть слышимый шелест,
За окнами синие ели.
Виденьем тем обескуражен,
Стоял не живой и не мертвый.
Фантазией ночи сраженный,
В своём убеждении твердый.
И в сердце мне вновь постучали,
А я отворить не решался.
Удары набатом звучали.
Я молча тебе улыбался.
Впустить же тебя не решался.
Я с силою духа собрался,
Отмел дрожь своих колебаний,
И гостье открыто признался,
Что мучим душевным терзаньем.
Молю о нижайшем прощеньи,
Что давеча дверь не открыл я,
Что был в глубочайшем смущеньи,
Ведь сон мой вдруг былью явился,
Что поступь её так неслышна,
И стук в дверь был так деликатен,
И так к сожалению вышло,
Что голос мольбы был невнятен.
И я распахнул дверь покоев.
Но там темнота и не боле.
Волнение было столь зыбким,
Что тьма выпирала на свет.
Кривился я в робкой улыбке,
Во тьму посылая привет.
И черная живость пугала
Пульсацией траурной зыби,
Меня темнотой обнимала,
Сминала подобием глыбы.
И страх заползал в мои уши,
Сочился чернилом по венам,
Я слышал зовущие души,
Что рвутся на свет за обменом,
И шепчут свои имена.
Я чувствовал - тьма поглощает,
И душу мою вынимает,
И пламенем сердце терзает,
И свет мой слабеет и тает.
Я с силою двери захлопнул,
Подпер камнем тела своим,
И кто-то по двери так грохнул,
А после ударил сильней.
И тень за окном промелькнула,
И взмахом крыла поманила,
И холодом в щели подуло,
Казалось я смерть обманул,
Поэтому смотрит так хмуро.
Задернулись черные шторы,
На миг я ослеп от крыла,
Подобие мысленной форы,
Чтоб вспомнить, что жизнь мне дала
Столь много приятных желаний,
Столь много безоблачных дней,
И вспомнился груз обещаний,
И в жизнь я вцепился сильней.
Ужасная злая погибель
Чертила когтем по стеклу,
В ночи охраняла обитель,
За сей я чертог не шагну.
Смотрел Гамаюн в мои очи,
И злую мне смерть напророчил.
Потерь эбеновая птица,
Смотрела косо на меня,
И в памяти мелькали лица,
В мозгу звучала болтовня,
Беспечных будней болтовня.
Я улыбнулся, находя
Всю ситуацию комичной,
А Черный с видом палача,
Не находил мой вид приличным.
Он был до тошноты угрюм,
Но я не слыл последним трусом,
И запер страх в надежный трюм,
Великих тайн, лежащих грузом.
Заговорил со мною хрипло.
Я удивился, но не боле.
И смысл слов вбирая сиплых,
Я ощутил так много боли.
Я был внутри, он был снаружи,
Но то, так мало означало.
В своём плену я занедужил,
Душа в неволе заскучала.
Я заточен по доброй воле,
Такого прежде не бывало,
Чтоб человек сидел в неволе,
А птица двери охраняла.
Доколе здесь нам быть, доколе?
Мой гость теснился на карнизе,
Произнося одно лишь слово.
А я в непроходящем кризе,
Ловил его всегда по нову.
Я верил, что зима отступит,
И тьма рассеется под утро,
И праздник для меня наступит,
И Гамаюн поступит мудро.
В своих надеждах я ошибся.
Когда забрезжила заря,
Я видел, как взлетают птицы
И улетают навсегда.
Но он убил мои надежды,
Сказав мне хрипло:"Никогда".
Мой дух, как громом пораженный
Был сломлен пасмурным ответом.
Я заживо здесь погребенный.
И я воззвал: "О Боже, где ты?"
Я сломлен и скрывать не стану,
Что нет терпения в запасе.
Пусть я пред Господом предстану,
Его я покорюся власти.
Но той немилосердной птице,
Что появилась на пороге,
Пусть мои муки будут сниться
В её убийственном чертоге.
На свет мне божий не пробиться.
Но Гамаюн, как черт смеялся,
Досуже шаркая над дверью.
Всем видом будто издевался,
Назло Богам и суеверью.
И я решил принять распятье,
С пророчеством, что "НИКОГДА",
Мне не видать спасенья, братья.
Я проклят Богом навсегда.
И я решил с судьбой смириться,
С своим грядущим и былым,
И с неизбежным своим слиться,
Пустив в сознанье сизый дым,
И с птицей целым стать одним.
В мгновенье думы стали явью.
Пошевелиться я не мог,
И груз былого, липкой швалью
Стекал с моих озябших ног.
Потерь эбеновая птица
В упор смотрела на меня,
И в памяти мелькали лица,
И взглядом жгло, как от огня.
В ядро груди, врезались когти,
И дребезжал души магнит.
И впились руки в кресла локти,
И голова моя болит.
О, как же голова болит.
И воздух стал так осязаем,
И напоенный ароматом,
И словно ластиком стираем,
Мой разум превратился в атом.
Я стал так мал и экзотичен,
А злость моя звучала эхом.
Я стал Ничем, я афизичен,
И огласил пространство смехом.
Негодные Богов созданья,
Во мне зажгли негодованье.
Душа отпущена в изгнанье,
И требует в ответ признанье:
За что отправлена сюда
Она отныне навсегда.
Пророк - вот имя черной птицы.
То Дьявол, искус или черт,
Тебя обманет ликом жрицы,
Что ты свободен от невзгод.
А через миг тебя уносит,
На камни бросит с кручи скал.
А после вновь прощенье просит,
И помогает, чтоб ты встал.
Не раз тебя еще обманет,
Не раз спасет, чтобы предать,
В ловушку хитростью заманит,
Чтоб на заклание отдать.
То ли не песнь о муках Ада?
Пророк - вот имя черной птицы.
То Богом посланный воитель
С суровым ликом гордой жрицы.
Над душами людей властитель.
Сгорают души, словно свечи
В горниле праведного слова,
И собирают своё вече,
Когда к раскаянью готовы.
И я вдруг вспомнил имя милой,
И громко в пустоту воззвал:
"Скажите, здесь увижусь с милой?
Её давно я потерял."
Но мне ответ вновь: "Никогда,
Из тьмы кромешной прозвучал.
О, будь ты проклята, злодейка!
Хоть жрица, хоть рогатый черт!
Не демон - жирная индейка,
Тебя ощипят и вот-вот
Ты станешь добрым угощеньем.
Тогда, зажаренная тушка,
Не обменяешься ты мненьем
О душах грешных иль святых.
И перья у двери - знак черной лжи,
Которую пускают с черных входов
Ханжи для облегчения души,
И прочих мелких шкуровых расходов.
Так что, поди ка вон и попляши.
Смирение - вот высшее из зол,
Вот истинность людского раболепья.
Ничто не изменить, немой укор
Что человек - ничтожное отребье.
И Гамаюн, что на его двери,
Охранник у невидимого склепа,
Который душит, что не говори,
И указует, что мечтать нелепо.
И я закрыт пожизненно в тот склеп
Невнятного, но злого "Невозможно".
И от рождения до смерти нем и слеп,
По буквам собираю слово "МОЖНО".
И ключ к замку - бессмертная душа,
Которой нет свободы никогда.
***
24.02.16.
*******************************
