Мужичок в потертой, старой куртке
Бродит по полуденной Москве.
Чуть не угодил под две маршрутки,
И едва не встретил носом дверь
 
Магазина, где хотел купить он
Минералку, хлеб и сигарет.
Рявкнул на него седой политик:
"Ты куда поперся, старый дед?
 
Ты, никак, меня не уважаешь?
Самого Такойта Такова?
Новости ты, что ли, не включаешь?
Обо мне везде идет молва,
 
Ну а тут какой-то старый крендель
Вздумал мне дорогу преграждать!
Сбрысни-ка, пока волшебный пендель
Я не приказал тебе поддать!"
 
Брызгает слюною возмущенной
Многоуважаемый Такойт,
Сединами щедро убеленный...
Мужичок сбежал, едва живой.
 
От политиканских громких воплей
Сердце чуть не прыгнуло с груди.
"Ах ты, мерзкий, волосатый гоблин!" -
Слышит мужичок наш позади.
 
"Ты какого хрена мне на ногу
Наступил и чуть не отдавил?"
В общем, голос тоже полон злобы.
От греха подальше припустил
 
Наш герой - бежит и еле дышит:
"Что ж за люди это? Что за мир?
Каждый лютой ненавистью пышет,
Как изголодавшийся вампир!"
 
Мужичок в кафе заходит робко,
Лишнего движенья избегая.
В юбке из сиреневого шелка,
Вся благоухающа духами,
 
В блузке с декольте до самых стрингов,
С маникюром идеально ровным,
Посреди кафе стоит блондинка
С лицевыражением суровым:
 
"Я киплю горячим возмущеньем,
Вот как позвоню сейчас Масюсе -
Будете вы все тут знать, олени,
Как в салат мне добавлять капусту!
 
Я вам языком, дебилы, русским
И вполне отчетливо и внятно
Заказала блюдо без капусты!
Неужели было непонятно?"
 
Что там было дальше - мы опустим,
Матерным ужасным выраженьям
(Даже пусть и связанным с капустой)
Места нет в моем стихотвореньи.
 
И отсюда мужичок сбегает,
Почерпнув так много знаний новых.
(Знать еще бы, что же означает
То и это матерное слово).
 
А навстречу - юные нацисты,
С транспарантом "Гитлер, хайль, майн фюрер!",
У нацистов - русские всё лица,
Но ничуть их это не волнует.
 
Мужичок за голову схватился:
"Ну на кой же черт сюда полез я?
Для чего им тут апокалипсис?
Им и без меня вполне чудесно!
 
Ну а мне - к чему туда соваться,
Где уже и так к концу идет всё?
Ну, счастливо, братцы, оставаться!"
Топ ногою, и исчез он вовсе.
 
Было это в день вполне обычный:
Два-раз-раз-две двойки-ноль-двенадцать.
И, по вековой уже привычке,
Свет упорно не желал кончаться.