Елена Лаврова «ЗНАЕШЬ ЦАРЯ, ТАК ПСАРЯ ─ НЕ ЖАЛУЙ»: ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ПИСЬМАМ С.°ЭФРОНА Лаврова Е.Л. Слово о Марине Цветаевой. – Горловка, 2010. – 398 с.

«ЗНАЕШЬ ЦАРЯ, ТАК ПСАРЯ ─ НЕ ЖАЛУЙ»:

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ПИСЬМАМ С.°ЭФРОНА

 

«…Цветаева … поэт, писатель и вообще «гений». Какой с неё спрос. Но почему же не нашлось вокруг людей, которые бы объяснили, что Эфрон ─ это полукровка, ублюдок, что с такими субъектами лучше вообще не связываться».

Дмитрий Галковский

 

«А нужно так было. Вот Сергей Яковлевич встал встречаться с Цветаевой. Возвращается из гостей вечером, вдруг на углу ─ что это? ─ четверо в жёлтых косоворотках стоят: «Ты Эфрон?» ─ Я». ─ Ну, получай, раз Эфрон». Били долго, молча, рубахи взмокли от пота. Остановились, тяжело дыша, передохнули. И снова─ ногами, ногами. ─ «Ребята, за что?» ─ А за то, что Эфрон».

Конечно, грубо, очень грубо. Но ведь любовь, тоже, в конце концов, довольно грубая вещь. … Конечно, Цветаева бы сначала поплакала, возмутилась, как Наташа Ростова, у которой её «Анатоля» отняли. А потом бы успокоилась, и всё было бы хорошо».

Дмитрий Галковский

 

Нехорошо бить человека ногами. Тем более, бить за фамилию.

Я понимаю, что Галковский хотел бы решить проблему радикально: побить полукровку Эфрона за покушение жениться на русской девочке Марине Цветаевой.

Нет, нехорошо бить человека ногами за то, что он полукровка и за покушение жениться. К тому же, поздно, батенька! Поздно!

Не знаю, чем отличается полукровка от чистопородной человеческой особи. На мой взгляд, ничем особенным и не отличается, если эта особь имеет вполне определённый и установившийся взгляд на свою национальность. Имеет, так сказать, национальное самосознание. Эфрон, невзирая на свою еврейскую фамилию, считал себя русским, что подтверждала и Марина Ивановна в письме П.П. Сувчинскому и Л.П. Карсавину. Эти два уважаемых человека, публично и письменно назвали Сергея Эфрона евреем. Цветаева возмущенно спрашивает: «Если сына русской матери и православных родителей, рождённого в православии, звать евреем – 1) то чего же стоят и русская мать и православие? – 2) то, как же мы назовём сына еврейских родителей, рожденного в еврействе – тоже евреем?

Делая Сергея Яковлевича евреем, вы оба должны сделать Сувчинского – поляком, Ходасевича – поляком, Блока – немцем (Магдебург), Бальмонта – шотландцем и.т. д.

Вы последовали здесь букве, буквам, слагающим фамилию Эфрон – и последовали чисто-полемически, т.е. НЕЧИСТО ибо смеюсь при мысли, что вы всерьёз – хотя бы на одну минуту – могли счесть Сергея Яковлевича за еврея. Делая Сергея Яковлевича евреем, вы 1) вычёркиваете мать 2) вычёркиваете рождённость в православии 3) язык, культуру, среду 4) самосознание человека и 5) ВСЕГО ЧЕЛОВЕКА».

Нет, дело не в национальности и не в фамилии супруга Марины Ивановны. И, если с точки зрения Д. Галковского Эфрона следовало бы побить, то за его личные качества. То есть, за личные качества невысокого уровня.

Вот в чём Галковский прав: что возьмёшь с гениального поэта, падкого на красоту! Действительно, какой с поэта спрос! Тем более, с влюблённого поэта! Ей объясняли, что Эфрон ей не партия. Объясняли, что ему только семнадцать лет; что он ещё мальчик; что он – избалованный матерью и сёстрами мальчик; что он мальчик, не кончивший гимназии. Мальчик, ну совершенно не годившийся в мужья. Объясняли все: Волошин, его матушка, сёстры Эфрона, и, наверное, другие люди, близко знавшие Цветаеву в 1911 году.

Да только кого она слушала!

Она слушала только своё сердце!

Всё остальное для неё не имело значения.

Никого она не слушала!

Она была влюблена в Эфрона!

И вот чего я не знаю: был ли так же пылко влюблён Эфрон в Цветаеву? То, что он женился на ней, ещё ничего не доказывает. У меня есть подозрение, что он просто уступил пылкой барышне, столь откровенно восхищавшейся его красотой. Возможно, ему было лестно. Не исключаю, что барышня ему очень нравилась. К тому же барышня была из очень хорошей – профессорской! семьи. И, сверх того, барышня писала отличные стихотворения, то есть была талантлива. Сложим всё это вместе. Исследуя письма Эфрона, я не нашла в них ни одной фразы, свидетельствующей о его страсти. Он уступил пылкой барышне – поэту, а отчего бы ему было не уступить? Ведь барышня завоёвывала его так решительно.

Я не разделяю мыслей Галковского насчёт «полукровки», «ублюдка» и битья ногами. Но Галковский прав по существу. Если бы на пути молодой Цветаевой не встретился Сергей Эфрон, её судьба сложилась бы совершенно иначе, и, возможно, была бы не так трагична.

Независимо от Д.°Галковского, примерно в то же время, что и он, я изложила эти мысли о судьбе Цветаевой в своей монографии «Марина Цветаева: человек поэт мыслитель» (Донецк, 2001). Я не предлагала бить Эфрона ногами. Д.°Галковский мужчина, отсюда и его радикализм и экстремизм. В главе «Мифопоэтическая модель брака» я писала, что С.°Эфрон своим безответственным поведением погубил великого русского поэта. Разумеется, не он один приложил руку к её безвременной гибели. Но он был главным, основным губителем Цветаевой.

Наши оппоненты, рисующие образ мужа Цветаевой исключительно голубыми, розовыми и белыми красками, находящие оправдание любым его поступкам, считающие, что своей смертью в застенках учреждения, на которое он долгие годы преданно работал, должны считаться с тем, что наше с Д.°Галковским мнение об Эфроне имеет место быть. Больше того, я уверена, что с течением времени только оно и будет признано единственно правильным.

Меня мало трогает постыдная и презренная гибель Эфрона. Он получил то, что заслужил. Он получил от тех, кому служил. Мог служить Царю, а послужил псарю. Мог сохранить достоинство и благородство. Но не сохранил. Но, по-видимому, благородства в нём – увы! - не было. Он пожелал сравняться с псарями. Они были ему ближе. И он стал одним из них. Он мог умереть, как Белый Офицер. Он умер, загрызенный другими псарями, заманившими его в западню. Эти советские псари не простили ему – ничего. Ни дореволюционного прошлого, от которого он отрёкся, а может быть, и послереволюционного прошлого. Всё закономерно и правильно. Всё справедливо.

Личная судьба Эфрона совпадает с личными судьбами многих безвестных эмигрантов, пожелавших приехать в СССР. Мы никогда не узнали бы об Эфроне, его имя кануло бы навсегда в Лету, не будь он мужем Цветаевой. Это она дала его имени сомнительную известность, а сам он, как пишет А.°Бросса, получил сомнительную и позорную славу Герострата. Но А.°Бросса неправ. Герострат погубил храм. Эфрон погубил человека, свою жену, и, скорее всего, не только её. Поэтому известность Эфрона позорнее известности Герострата.

Среди любых наций есть люди, составляющие её славу, и её позор. Эфрон позор русского народа. И этот позор имеет корни. Его мать, к сожалению, отреклась от своего сословия, своей культуры, своих родителей, своей семьи и напрасно Цветаева упорно подчёркивает её высокое дворянское происхождение. Ничего от него не осталось. Мать Эфрона его утратила, став народоволкой-революционеркой.

В сочинении «Путь духовного обновления» И.°Ильин писал: «В жизни и культуре всякого народа есть Божие и есть земное. Божие надо и можно любить у всех народов, ; но любить земное у других народов не обязательно». Лучше и не скажешь! Так вот я люблю Божие у всех народов, но я не обязана любить земное у них. Я, русская, земное и у русских не люблю, а иногда и терпеть не могу, а иногда и ненавижу.

В Эфроне было слишком много земного и слишком мало, если было вообще, Божьего. Больше скажу, к концу его жизни в нём, по моему мнению, возобладало умение приспосабливаться и тяга к тем, кто сильнее, кто у власти. Это замечали его знакомые по эмиграции.

Проследим путь Эфрона по самым верным свидетельствам его собственным письмам и по дневникам его жены. Проследим эволюцию души Эфрона. Это самый плодотворный, на мой взгляд, путь, когда индивидуальность наиболее полно раскрывается, особенно в письмах, адресованных любимым людям.

Кто есть любимые люди Эфрона? Прежде всего, его родные старшие сёстры: Вера Яковлевна и Елизавета Яковлевна. Особенно Эфрон был привязан к Елизавете Яковлевне. Писем к жене немного, по сравнению к любимой сестре. В письмах к жене нет признаний в любви. Письма к сестре полны любовными излияниями.

Посмотрим для начала на фотографию Эфрона 1912 года и на его портрет, созданный художницей М.°Нахман в 1913 году. И.°Ильин говорит: «…человек обычно и не подозревает того, что его телесная внешность точно выражает и верно передаёт его душу во всём её бессознательном и сознательном составе. В действительности человек устроен так, что его тело (глаза, лицо, выражение лица, жестикуляция, смех, голос, интонация и все внешние поступки) не только укрывают его душу, но и обнаруживает её, и притом как бы с точностью хорошего зеркала».

То же говорит и А.°Лосев: «Тело всегда проявление души. По телу мы только и можем судить о личности». Посмотрим, о чём нам говорит внешность Эфрона.

На фотографии 1912 года Сергею Эфрону 18 лет.

Взглянем на Эфрона глазами юной Цветаевой «Красавец. Громадный рост; стройная, хрупкая фигура; руки со старинной гравюры; длинное, узкое, ярко-бледное лицо, на котором горят и сияют огромные глаза не то зелёные, не то серые, не то синие, и зелёные, и серые, и синие. Крупный изогнутый рот. Лицо единственное и незабвенное под волной тёмных, с тёмно-золотым отливом, пышных, густых волос. Я не сказала о крутом, высоком, ослепительно-белом лбе, в котором сосредоточилась весь ум и всё благородство мира как в глазах вся грусть. А этот голос – глубокий, мягкий, нежный, этот голос сразу покоряющий всех. А смех его такой светлый. Детский, неотразимый! А эти ослепительные зубы меж полосок изогнутых губ. А жесты принца!».

Словесный портрет хорош! Но увы! – пишет влюблённый поэт, человек заведомо предвзятый.

Если судить по словесному портрету Цветаевой, то красивее человека в мире трудно найти. Но вот цвет глаз смущает. Не то, не то, не то … И, и, и … А глаза, как известно, и есть зеркало души. Так какая на самом деле это душа? Прекрасная душа, как лицо и тело? Или в ней есть какие-то потенциальные возможности зла?

Взглянем на портрет Эфрона, написанный художницей. На портрете М.°Нахман изображён не мальчик, но муж. Лицо прелестным не назовёшь. От сурово сведённых бровей, от складки на лбу веет решимостью, но на что эта решимость направлена, нам не ведомо. Взгляд на чём-то сосредоточен и устремлён вниз. Под такой взгляд лучше не попадать. Кстати, на множестве фотографий Эфрона, взгляд его устремлён вбок или вниз. Редко он смотрит прямо в объектив. Он словно уклоняется смотреть прямо в глаза фотографу (или портретисту). И нам!

На портрете М.°Нахман мы видим некоторую дисгармонию лица, которая не видна на фотографии выдающуюся вперёд, тяжёлую нижнюю челюсть. Физиономисты говорят, что такая челюсть обычно принадлежит людям с самомнением, т.е. с завышенной самооценкой.

Снова посмотрим на внешность Эфрона глазами поэта Цветаевой. Теперь это будет не проза, а стихи:

Есть такие голоса

Что смолкаешь, им не вторя,

Что предвидишь чудеса.

Есть огромные глаза

Цвета моря.

 

Вот он встал перед тобой:

Посмотри на лоб и брови

И сравни его с собой!

То усталость голубой

Ветхой крови.

 

Торжествует синева

Каждой благородной веной.

Жест царевича и льва

Повторяют кружева

Белой пеной.

 

Вашего полка драгун,

Декабристы и версальцы!

И не знаешь – так он юн! –

Кисти, шпаги или струн

Просят пальцы.

Стихотворение написано в 1913 году.

Лоб, брови, глаза, цвет глаз, вены, жест, пальцы. Всё внешнее. Всё только внешность. Послушаем Цветаеву 1929 года: «Всё об улыбке, походке, очах, плечах, даже ушах ─ никто о речах. Ибо вся в улыбках, очах, плечах, ушах. Так и останется невинная, бессловесная ─ Елена ─ кукла, орудие судьбы». Это Цветаева пишет о супруге А.°Пушкина. Больше о Н.°Гончаровой, с её точки зрения, нечего сказать. Так ведь и об Эфроне в 1913 году больше нечего сказать. Он тоже красивая бессловесная кукла, орудие судьбы. Правда, в отличие от Н.°Гончаровой и, скорей всего, под влиянием своей жены, он попытается что-то сказать. Что из этого выйдет, посмотрим ниже.

Влюблённая Цветаева пытается этого ничем не примечательного юношу, героизировать. Желая польстить юному мужу, Цветаева видит в нём драгуна-декабриста. Героизируя и романтизируя декабристов, возможно, она не знала об их программах преобразования России, основанных на насилии и терроризме, за что их главари и были повешены по заслугам.

И тут же почти без переходов: «кисти, шпаги или струн просят пальцы». Может, художник? Может, музыкант? М. Цветаевой хочется, чтобы этот недоучившийся гимназист кем-то стал. Она как бы рисует план его жизни, его судьбы, его личности. По цветаевским планам красоте юноши должны соответствовать романтический порыв, героизм, творческий потенциал. Пальцы чего-то просят, но в пальцах пока ничего нет. Шпага, кисть или струна этих рук не просят. В этих руках им делать нечего.

Нечаянно – и не случайно! – М. Цветаева живописует одним цветом и пену кружев, и пену брызг морских, и самого юношу – белым, как она сама потом скажет про белый цвет – не-цвет. Только внешность! Нечего пока сказать поэту о характере и внутреннем мире этого юноши. Красота – пустая форма, скажет позже Марина Ивановна. И эти глаза цвета моря. Каков цвет моря? Синий? Да. Зелёный? Да, бывает и зелёным. Серый? Да, море бывает и серого цвета. А ещё оно бывает: голубым, лазурным, чёрным, изумрудным и.т.°д. Другими словами, цвет моря изменчив. Этим, пожалуй, всё сказано.

Нечаянно и беспощадно Цветаева выражает некоторые черты внутренней сущности своего возлюбленного:

 

Продолжение следует