Наказание за гордость. Из Шарля Бодлера

В растущий Богословья век, где истины глоток

Растение в цвету своём: и свеж, и брызжет сок, --

Был доктор, был подобием духовного отца,

Из омута холодного выкрадывал сердца.

И души безразличные он доставал на свет,

Где Божьего величия есть мир, и смерти нет,

Причастны небу чистому, где духи чище слёз,

Над пропастью душе раскинул в рай -- провисший мост...

Гордец, боль неба высока, и в выси атмосфер

Лишь замерцали облака -- вселился Люцифер,

И одержим им, как змея, ты крикнул, не скорбя:

"Христос! Христос! Ведь это я -- я сам вознёс тебя!

А если бы я захотел -- и стал твоим судьёй,

То славе вечной равен стал бы стыд безмерный твой!"

 

И тут же разум помутнел, стал слаб и стал нелеп,

Осколок солнца ясного подёрнул мутный креп,

И хаос воцарился в нём, и тем ужасней срам,

Чем ярче и светлее был великолепный храм;

Под потолками только мрак, и нет огней свечей,

Теперь в нём ночь, и тишина -- как тысячи ночей,

Как будто чёрный склеп, и ключ навек теперь утерян.

С тех пор на пса он стал похож, на уличного зверя,

Когда глядит он на поля, и луч зари встречает,

Ни лета, ни зимы он меж собой не различает,

Он бесполезней молью старой съеденного меха.

Лишь дети злые человека видят в нём -- для смеха.