Я помню, мама
Я помню, мать держала в детстве мою руку
И обещала честно никогда ее не отпускать.
Всегда гнала из голоса грусть, боль и скуку,
Шептала тихо-тихо: я не собираюсь умирать.
Перебирала в пальцах волосы и напевала,
Рассказывала сказки о совсем других мирах.
А в те часы, когда вдруг мое имя забывала,
Давала сердца клятву: помнить в моих снах.
Она ладошки в холод грела мне дыханьем,
Смотрела за окно, варя на плитке шоколад.
Не увлекалась никогда туризмом и вязаньем,
Зато соорудила на веранде настоящий сад.
Еще любила от руки писать стихи в тетраде,
Чтобы потом дать им в огне дотла сгореть.
С улыбкой бормотала: это буквы на бумаге.
Их нет, но, помни, в наших мыслях они есть.
И говорила: милый, если я когда-то потеряю
Рассудок шаткий, иль меня не будет здесь,
Я в сердце твоем любящем останусь, уверяю,
Мы вместе на год, два, хоть двадцать шесть.
Я помню, мать держала в детстве мою руку...
Средь белых стен, где выживал один из ста.
И обещала очень-очень тихо: каждую секунду
Меня ждать ночью в безграничном мире сна.
И обещала честно никогда ее не отпускать.
Всегда гнала из голоса грусть, боль и скуку,
Шептала тихо-тихо: я не собираюсь умирать.
Перебирала в пальцах волосы и напевала,
Рассказывала сказки о совсем других мирах.
А в те часы, когда вдруг мое имя забывала,
Давала сердца клятву: помнить в моих снах.
Она ладошки в холод грела мне дыханьем,
Смотрела за окно, варя на плитке шоколад.
Не увлекалась никогда туризмом и вязаньем,
Зато соорудила на веранде настоящий сад.
Еще любила от руки писать стихи в тетраде,
Чтобы потом дать им в огне дотла сгореть.
С улыбкой бормотала: это буквы на бумаге.
Их нет, но, помни, в наших мыслях они есть.
И говорила: милый, если я когда-то потеряю
Рассудок шаткий, иль меня не будет здесь,
Я в сердце твоем любящем останусь, уверяю,
Мы вместе на год, два, хоть двадцать шесть.
Я помню, мать держала в детстве мою руку...
Средь белых стен, где выживал один из ста.
И обещала очень-очень тихо: каждую секунду
Меня ждать ночью в безграничном мире сна.