Елена Лаврова "БОЛШЕВСКАЯ ОСЕНЬ" - 1
БОЛШЕВСКАЯ ОСЕНЬ - 1
Прослышав, что в Болшево открылся музей Цветаевой, мы с моей крёстной дочерью Мариной отправились в путешествие.
Пока электричка несла нас прочь от Москвы, я размышляла, как летом 1939 года Марина Ивановна, приплыв на пароходе «Мария Ульянова» в Ленинград, села в поезд «Ленинград Москва», а затем, этой самой Москвы так и не увидев, поехала в Болшево. Электричек тогда не было. Был паровоз, тащивший вагоны с узкими тусклыми окнами. И, конечно, паровоз шёл медленнее, чем современная электричка.
О чём думала Цветаева, глядя в окно на подмосковный летний пейзаж? Что чувствовала? Были ли у неё какие-то планы на будущее? Питала ли она какие-то надежды на лучшую жизнь? Этого мы никогда не узнаем. В её дневниках ничего не написано об этих днях.
Мы вышли на станции Болшево.
Станция, как станция. Деревянный настил вдоль путей. Довольно-таки убогий вид этой станции меня огорчил.
А что ты ожидала увидеть? спросила скептичная Марина. Лучше посмотри, какие сосны!
Сосны были великолепны! Высоченные, стройные! Ветер слегка раскачивал в голубой вышине зелёные шапки крон.
Слишком много сосен, тихо сказала Марина.
Я поняла. Величественные кроны были слишком высоко. Чтобы их увидеть, нужно было задирать голову. Внизу среди стройных красновато-коричневых стволов создавалось ощущение пустоты и одиночества. Это ощущение усугублялось тем, что вокруг почти не было людей. Мы брели наугад по хорошо убитой дороге, и высматривали, не покажется ли кто-нибудь, кто сказал бы нам, в правильном ли направлении мы идём. Из-за поворота вышла старуха в старой латаной телогрейке, длинной клетчатой юбке до пят. На голове старухи был выцветший платок тоже в крупную клетку. Из-под юбки виднелись носки кирзовых сапог. Старуха как будто вышла из сороковых годов. Так и подмывало спросить её:
Где тут, бабушка, живёт Цветаева?
Кака-така Цветаева? – спросила бы старуха.
Ну, где тут дачи НКВД?
А зачем вам? подозрительно спросила бы старуха, оглядев нас с головы до ног.
А на такой даче и живёт Цветаева, ответили бы мы.
Старуха, молча, махнула бы рукой, определяя направление, и поспешила бы от нас прочь.
Где тут, бабушка, Дом-музей Цветаевой? спросила я.
Какой-такой, музей? – ответила вопросом на вопрос старуха. Это в городе музеи, а здесь деревня. А вам кого надо-то?
Дом-музей, настаивала я.
Бывшие дачи НКВД, вмешалась Марина.
А, сказала старуха, так бы и сказали! Туды!
И она махнула рукой, определяя направление.
А что, там и впрямь музей открыли? спросила она с любопытством.
Открыли.
А кому, ты говоришь?
Цветаева Марина Ивановна там жила.
Кака-така, Цветаева?
Поэт.
Недоумение отобразилось на морщинистом коричневом лице. Я поняла.
К НКВД она не имела никакого отношения. Муж имел. А она жила здесь с мужем.
Му-уж, протяжно сказала старуха. Тада поня-я-тно.
Мы поблагодарили и отправились дальше. Я оглянулась. Старуха продолжала стоять там, где мы её оставили, и глядела нам вслед.
Может она их помнит? спросила Марина.
Я развернулась и побежала назад к старухе. Она спокойно стояла и смотрела, как я приближаюсь.
Вы в Болшево давно живёте? спросила я.
Всю жизнь и живу, охотно откликнулась старуха.
А, может, Вы их помните? с безумной надеждой спросила я.
Кого? спросила старуха.
Ну, тех людей, что жили на дачах? Вам ведь тогда лет 15-20 было?
Когда? – спросила старуха.
В 1941 году.
В сорок первом? Старуха опустила глаза, шевелила губами, считала. Тринадцать.
Так Вы помните?
Старуха подняла на меня голубые невинные глаза.
Мы эти дачи подальше обходили. Родители нам обходить их подальше велели.
Неужели Вы никого не помните? настаивала я. Может быть, видели женщину лет пятидесяти, моего роста, с седыми волосами, худую?
Старуха пожала плечами и отрицательно покачала головой. Подошедшая Марина снова вмешалась в разговор:
Может быть, Вы помните высокого красивого мальчика, который пришёл в старший класс? Ему было пятнадцать лет. О нём говорили, что он приехал с матерью из Парижа.
Старуха снова опустила глаза, подумала.
Не помню.
Не может быть! настаивала я. Вы же наверняка учились в одной с ним школе.
Да я в ту школу редко ходила, сказала старуха. – Обуви не было ходить.
Продолжение следует
