МЕДВЕДЬ

МЕДВЕДЬ. (Сказка для больших)

Кто и когда приволок его в общагу, – очевидцев этого события нет. Но факт остаётся фактом. Надувной медведь, уменьшенная копия олимпийского мишки, жил в общаге с незапамятных времён и, судя по всему, исчезать никуда не собирался. Надут он был гелием, так что располагался под потолком за дверью пожарного выхода и никому не мешал. До тех пор, пока гелия в нём хватало, чтобы удерживать его на плаву. Но, как известно, в мире нет ничего постоянного и наступил момент, когда наполовину сдувшийся медведь, опустился с потолка и стал мотаться по коридору, гонимый сквозняками, пугая все население общаги. То усядется на стул на кухне, то пристроится где-нибудь в углу и при малейшем шевелении воздуха выскакивает под ноги проходящему. Домовой терпел-терпел такое безобразие, но поскольку был воспитан в соответствующих общаге правилах: не суйся и не суетись, то до времени не принимал никаких мер. И только после того, как сам чуть не упал, запутавшись в бечевке, тянущейся вслед за мишкой, решился-таки на определенные действия: прикрепил булавку к войлочным туфлям коменданта общежития – Апполоины Григорьевны. Но это не привело к ожидаемому результату. В том месте, где булавка проколола нейлоновую шкурку мишки, гелия уже не было и медведь, как был стоящим на задних лапах, так и остался, напугав Апполоину до обморока. И здесь мишке повезло: Апполоина грохнулась на пол спиной, задела, при этом, прислоненный к стене велосипед Вовчика, и устроила такой вихрь, что мишку просто унесло из района боевых действий, а домовому педалью велосипеда прищемило хвост. Он заверещал и закрякал так, что, все до единой, общежитейские мыши и кошки одновременно обкакались и описались. Вонища тут же распространилась по всему этажу. Аммиачные пары привели в чувство даже Ферапонтыча, залегшего по обыкновению на антресолях и не просыхающего вторую неделю. Тот тут же спустился и пошел в туалет. Вышел он оттуда минут через десять, с початой бутылкой денатурата в одной руке, свежезавяленой воблой в другой, и абсолютно голый. По-видимому, зеленые черти, живущие в туалете, ободрали его до нитки, выдав взамен шмоток выпивку и закуску. В качестве подарка, чертенята прикололи к причинному месту бедолаги, булавкой, вынутой из туфли Апполоины, один из своих запасных хвостов, коих и в туалете, и в душевой, и в раздевалке висело множество. В кисточках хвостов из туалета и душевой первоначально жили мокрицы, а в хвостах из раздевалки поселились блохи. Через некоторое время хвосты перепутались и блохи поселились на всех. Хвост, будучи живым существом, извивался, реагирую на укусы озадаченных насекомых и шлепал Ферапонтыча по ягодицам и по коленкам. Рассматривая неожиданно приобретенную новую часть тела и размышляя над тем, как он теперь будет мочиться, Ферапонтыч собрался было лезть на антресоли, однако новый придаток обвился вокруг нижней перекладины лестницы и не пускал, а как только Ферапонтыч отказался от намерения попасть на антресоли, новая конечность размоталась, вытянулась и напряглась. Кисточка на конце явно выражала желание вернуться назад, на вешалку. Пришлось Ферапонтычу возвращаться в туалет, куда тащил его чертов хвост. На этот раз он выскочил из тубзика без хвоста, уже с двумя бутылками синьки, с той же сушеной воблой в зубах и в набедренной повязке, наскоро сооруженной из половой тряпки. С жуткими воплями, будто за ним черти гнались, Ферапонтыч подбежал было к антресольной лестнице, и собрался уже подниматься, но замельтешил. Руки его выделывали что-то невнятное: то хватали бутылки, то вдруг ставили их на пол и начинали завязывать, съезжающую с чресл половую тряпку, потом одна рука пыталась удержать жалкую одежонку, а вторая поднять обе поллитровки одновременно, засунув в горлышки корявые пальцы. При этом Ферапонтыч пританцовывал, не зная, с какой ноги начинать взбираться наверх. Внезапно взгляд его остановился на медведе, который опять появился на месте событий. Судя по всему, направлялся медведь к Апполоине и намерения его были не ясны. Та решила от греха подальше убраться и стала вставать, повернувшись к Мишке задом и демонстрируя некогда голубое трико, обтягивающее ее необъятную задницу. От напряжения она неожиданно пернула и вырвавшимся газовым потоком медведя опять унесло в другой конец коридора в сторону Ферапонтыча. Тот вьюном взлетел наверх, не пролив ни капли денатурата и втянул за собой лестницу. Мишкина бечевка зацепилась за ножку лесенки, и медведь теперь завис под потолком, раскачиваясь из стороны в сторону. Он, то заглядывал в открытую дверцу антресолей, то появлялся на публике, как бы рассказывая о происходящем на антресолях. Вид у него был такой, будто он принимал активное участие в распитии сивухи. Наверняка так оно и было, поскольку мишка был на антресолях гостем, а не угостить гостя в общаге было западло, и Ферапонтыч щедро спаивал несчастное животное, конечно имея при этом какой-то умысел, возможно неясный и ему самому. Через некоторое время мишка основательно нагрузился и осел на пол, отцепив бечевку от ножки лесенки. К нему тут же пришлепал домовой, сделал несколько невоспроизводимых пасов и укоротил бечевку. Медведь снова обрел способность передвигаться по коридору, но мотало его заметно сильнее, а аромат денатурата, исходящий от него был настолько крепок, что домовой не выдержал и снова крякнул. И снова от этого домовитого кряканья опростались мыши кошки и тараканы и запах испражнений, смешавшись с запахом денатурата, стал настолько невыносим, что Вовчик, водружавший на место свой велосипед, выразился в том смысле, что неплохо бы дежурному по общаге вместе с его матерью нюхать это всю его недолгую оставшуюся жизнь, которую он — Вовчик попытается сделать еще короче. Звучало это так: «… твою мать!!! Убью на …!!!» Однако человек со временем ко всему привыкает. И население общаги привыкло к мотающемуся по коридору медведю, кряканью домового, высказываниям Вовчика и пердежу Апполоины. Всем все стало по фигу, за исключением Ферапонтыча. Ему показалось несправедливым, что он вот так легко отказался от своего недавнего приобретения и все фантазировал об упущенной пользе, которую он мог бы извлечь из чертова подарка. Несколько раз он наведывался в тот злополучный туалет, но, то ли нужных чертей во время его посещений там не оказывалось, то ли были они недостаточно зелеными, то ли сам Ферапонтыч во время своих посещений был непростительно трезв, но только ничего у него не получалось. Как входил в туалет, так и выходил оттуда со своими старыми принадлежностями. В своих неудачах Ферапонтыч винил медведя. Сколько раз он пытался с мишкой расправиться: загнать в угол, развязать бечевку и сдуть. Но медведь видно тоже был не дурак. Ферапонтыч на него справа заходит, — он слева ускользает, тот слева, — он справа, тот вверх, — он вниз… Никакого с ним сладу. Пытался Ферапонтыч задействовать в поимке медведя своих соседей по общаге, Апполоину и Вовчика, однако и из этого кроме пердежу и мата ничего не вышло. Так бы и мотался медведь по коридору, так бы и мучился Ферапонтыч в своих сомнениях, если бы не один старый зеленый замшелый черт. Сотворил он так, что в открытую дверь туалета мишку сквозняком затянуло. Ферапонтыч, как раз в это время и направлялся в туалет, расстегивая на ходу ширинку. Он влетел в кабинку вслед за мишкой и закрыл дверь. Вышел он оттуда с растерянной физиономией и расстегнутой ширинкой, из которой торчал заклеенный и надутый медведь. Головы и того и другого находились на одном уровне, а морда медведя и рожа Ферапонтыча были обращены друг к другу. Медведь, издевательски усмехаясь, смотрел на кислую физиономию обладателя нового органа. Посмотреть на дивное диво собралось все население общаги. Отпаивали Ферапонтыча дешевой водкой и настоянным на одуванчиках денатуратом. Некоторые высказывали свое мнение, некоторые — чужое, но все сводилось к одному, — так это дело оставить нельзя. Решили гнать чертей из общаги к чертям собачьим. Вовчик высказал свое мнение, как всегда. Одна только Апполоина молчала и думала какую-то свою думу. Даже ни разу и не пернула. Когда уже все стали расходиться, так и не придя к общему мнению и не приняв положительного решения, она тихонько подошла к бедолаге и сказала, что в создавшейся ситуации она считает нецелесообразным Ферапонтычу продолжать жить на антресолях и что она приготовила ему небольшую, но очень удобную комнату с большой прочной кроватью и что заботу о нем она берет на себя. «Надо помогать друг другу в несчастьях». Так вот она сказала. И увела Ферапонтыча из общественной жизни в свою, личную.Месяц прошел тихо. Но как-то в воскресенье утром, когда население собралось на кухне для принятия утренней похмелки, пришла Апполоина и со слезами на глазах сообщила, что Ферапонтыч загнулся на почве пьянства и алкоголизма и по причине моральной, то ли невоздержанности, то ли несостоятельности. Забыв про опохмелку, народ направился в комнату, где провел последний месяц своей жизни бедолага Ферапонтыч. Тот лежал на широченной кровати совершенно голый, а над усталым высохшим телом, парил, как ни в чем не бывало лоснящийся от удовольствия медведь. Посовещавшись, постановили, что так хоронить негоже и решили Ферапонтычу сделать посмертное обрезание. Порешили — сделали. Перевязали бечевкой и отрезали, где сочли нужным. Медведь тут же улетел к потолку. Похороны прошли достойно, вот только в самый ответственный момент не выдержала Апполоина. Ну и по этому поводу Вовчик высказался, как всегда. На поминках, в знак уважения к усопшему, пили только беленькую. Закусывали ветчинно-рубленной и Апполоиниными блинами. С тех пор прошло немало времени. Чертей из общаги повыгнали, сделали ремонт. Домовой этому обстоятельству очень был рад. За все время ремонта даже и не пытался крякать. Вовчик свой велосипед сдал на металлолом. На антресолях поселился новый жилец — Сидорыч. Из интеллигентов. Употребляет исключительно одеколон «Саша». Медведь все так же мотается по коридору. Апполоина смотрит на него с грустными воспоминаниями в глазах и иногда забирает к себе в служебное помещение. Все бы ничего, да только осталась памятка об описываемых событиях. Остался на стене туалета приколотый булавкой чертов хвост. Висит и временами подрыгивает.