Весы (проза)

Мы никогда не были в чём-либо уверены. Даже простейший выбор был для нас трудностью. Мы постоянно причиняли боль тем, кого любили и тем, кто любил нас. Мы были кошмарны, но нас всегда рады были видеть. Мы были райскими ублюдками. Как никто другой, мы умели проявлять нежность. Мы глотали жизнь, как пеликаны глотают рыбу. Мы были ветреными воздухоплавающими. Мы были Весами. Неуравновешенными любителями лёгкости. Мы были сладкоежками. Любили сладкую жизнь и сладкую ложь. Сладость совместного времяубиения держала нас, как шоколад держит в себе орешки, пока не станет слишком жарко. Мы растворялись в собственном соку, извергая в мир миллионы бессмысленных мыслей. Ругали, любились, сводили с ума и сходили на нет. Приветствовали радостно. Прощали резко. Всё понимали. Ничего не делали.
Нас кто-то уничтожил. Скомкал письма, сжёг стихи. Мы не жаловались. В аду нет практикующих психологов. Стёр все тайные знаки, порвал все билеты. Так и надо, говорили мы. Забрал сувениры и удалил диктофонные записи. Кто-то расправился с нами, как того требовала эпоха.
Я лежу на полу, а на мне лежит время. Я ему симпатичен. Оно вызывает у меня тошноту. Я вижу, что оно что-то замышляет.
Но это всё пустяки.
Правда в том, что у нас во дворе был работник. Таких, как правило, гордо именуют дворниками. В честь этих людей даже назвали механизм для протирания лобового стекла. Дворник наш был человек творческой натуры. Каждое утро начиналось с чудесной метаморфозы асфальтированной площадки. Мастерски используя свою метлу в качестве огромной кисти, а снег, листья, пыль и мусор – в качестве красок, он писал свои неповторимые узоры. Созерцая их, я видел вечные красоты горных цепей, сюрреалистичные портреты известных людей, невероятных обитателей звёздных полей. Я смотрел, как он каждый раз разрушает своё новое творение с яростным воодушевлением.
Этого парня многие ненавидели. Убирал он, откровенно говоря, плохо. Были и те, кто молились за него. На этом его отличия от среднестатистического дворника не заканчивались. Пока все коллеги культурно выпивали белейший самогон, упомянутый выше живописец поглощал лошадиные дозы диэтиламида лизергиновой кислоты. Где он брал такие снадобья неизвестно, но сам убедительно утверждал их статус модным английским словом "handmade".
При его кремации присутствовали трое. Я, священник, и божий одуванчик, оплативший священника. Старушка рассказала мне, что дворник во всём ей помогал и давал деньги на лекарства, она безумно ему благодарна и другого такого нет. Да и его самого уже нет. Тогда мне было интересно, давал ли он ей свои лекарства. Я не помню, насколько мне было интересно, но в тот день я выяснил его дату рождения, имя матери и любимый цвет. А ведь его метла так легко парила в застывшем воздухе нашего двора. Весы.