Нечто о незначимом. Глава 6
Глава шестая
502.
Ну вот же он к плечу и прикоснулся,
Кто должен прикоснуться. Я очнулся.
Стучат, стучат колёса за окном.
Опять родной помог деньгами дом.
И сразу же к плечу и прикоснулся,
503.
Кто прикоснуться должен был. И мне
В звенящей перестуком тишине
Опять же так неладно в сердце стало.
Я так прожил на этом свете мало,
Но столько гадостей случилось мне
504.
Произвести на свет, что удивляюсь,
Как по земле пока что езжу, шляюсь,
И как пока что воздухом дышу,
И как до этих пор стихи пишу –
Я этому ужасно удивляюсь.
505.
Ведь обещал же в прошлый год отцу,
Что летом нынешним, к его концу,
Приеду в гости с целой кучей денег.
И ведь приехал бы. Но что же делать!
Но что же делать! Вновь соврал отцу.
506.
И сколько раз я в жизни зарекался,
Ну да, гуляка, так ведь нагулялся,
Нельзя же всё гулять, гулять, гулять,
Пора и честь уже, наверно, знать,
Тем более, уж столько зарекался.
507.
Всё. Приезжаю в университет.
И я уж не гуляка. Я поэт.
Пишу стихи. Учусь, как раньше в школе,
Когда была железной сила воли.
Окончу с блеском университет.
508.
А там поэтом стану. И не местным,
А как Есенин, на весь мир известным.
И с Валей-Валентиной, как с Дункан,
Объезжу-облечу полсотни стран,
На зависть всем поэтам нашим местным.
509.
Но я ни чуточки не возгоржусь.
Любить я буду мать родную Русь,
Родителей, жену, детей, сестрёнку
И нашу минусинскую сторонку,
Поскольку я ничуть не возгоржусь...
510.
Луцай меня у входа в келью встретил:
“Тебе сорока, братец или ветер
Весть принесли?” – “Какую, Вася, весть?”
“Да то, что нынче мы пируем здесь.
Недавно Навалихина я встретил.
511.
“Ну да, того, кто нюхать нас ходил,
Когда мы спали”. – “Значит, Вася, был
Такой печальный факт? – “Да был, конечно.
Доносчик наш раскаялся сердечно,
Что ночью той он нюхать нас ходил.
512.
Но это шелуха. Признав подлянку,
В знак примиренья он закатит пьянку
В “Большом Урале”. – “Платит, Вася, он
Из наших недоплат?” – “Да, наш урон
Уменьшится за прошлую подлянку.
513.
Как говорят, блажен, кто шерсти клок
Урвать с овцы паршивой всё же смог.
Так вот, с нее мы и урвём немного.
Пересеклась с Иудушкой дорога.
Урвём сегодня шерсти добрый клок”.
514.
Сначала я хотел отговориться:
Мол, вот – с дороги, надо мыться, бриться
Да хорошенько выспаться, но нет,
Луцай нашел убийственный ответ:
“Костюм не даст тебе отговориться.
515.
Теперь ты наш, братишка, до трусов,
А потому и зубы на засов”.
Что тут поделаешь, пришлось сдаваться,
В “Большой Урал” поспешно собираться
И гладить всё (понятно, до трусов).
516.
За столиком нас пятеро сидело.
Официант являлся то и дело,
Еду нам и напитки принося.
То цельно-запечёного гуся,
То поросёнка с хреном. А сидело
517.
Нас пятеро. И Навалихин был.
Учтив и весел. Он давно забыл
О том печальном случае целинном.
С ножом и вилкой гуся ел картинно.
Учтив и весел Навалихин был.
518.
Мы увлеклись каким-то разговором,
Шумливым и настырным, за которым
Прохлопали ушами – наш Луцай
С кормильцем нашим, выпив через край,
Куда-то вышли. Мы за разговором
519.
Ухода не заметили. Но вот
Вниманье наше их привлёк приход.
У Навалихина синяк под глазом.
Луцай молчит. Мы поняли всё разом.
Пьём и смеёмся весело. Но вот
520.
Знакомец наш уйти засобирался.
Дела, мол, есть. Со всеми распрощался.
Сидите до закрытия. За стол
С лихвой заплачено. И он ушел.
И вдруг Василий наш засобирался.
521.
Но тут уж мы ему наперебой:
“Уходишь, Вася, ну и мы с тобой.
А между прочим, стол питьем-едою
Завален, да еще, браток, какою!” –
Сказали мы ему наперебой.
522.
Что делать Васе? Вася согласился.
И наш демьянов пир до ночи длился.
Причем, любимый наш официант
Нам свой продемонстрировал талант –
Играть на фортепьяно согласился.
523.
Ну а когда Высоцкого сыграл,
Луцай заплакал, целоваться стал,
Потом уже друг с дружкой целовались,
А как до общежития добрались,
Не помню. Снова шутку рок сыграл.
524.
Но вскоре рок сыграл другую шутку.
Я в Коркино заехал на минутку
С женою повидаться. Мой же тесть
Вдруг по-горняцки проявился весь,
Он взял и рассердился не на шутку,
525.
Что мы с женою в разных городах
Живём в своих заботах и трудах.
“В приданное, Борис и Валентина,
Вот вам из пуха славная перина.
А то живёте в разных городах.
526.
Живите вместе. Снимите квартиру.
Ну, комнату какую. Не до жиру.
Работу Валентина уж найдёт,
Я думаю, в газете. И вперёд.
А мы платить поможем за квартиру.”
527.
Ах, Фёдор! Ах, Сергеич! Ах, отец!
Вот как решил ты положить конец
Моей студенческой разгульной жизни.
Я жил, считай, почти при коммунизме,
А ты его в разнос, второй отец.
528.
Куда же я с периной, с половиной
Своей родной, с женою Валентиной!
Ну, в общежитье. С месяц проживём,
А там жильё поблизости найдём.
Но это будет дела половиной.
529.
Работу надо приискать жене.
И это надо будет сделать мне.
И тут я главное в себе приметил.
Борьба в стихах с борьбой на этом свете
Не сходятся. И в этом ни жене,
530.
Ни другу я не мог тогда открыться.
Я высоко в стихах мог в небо взвиться,
А в жизни беззащитно мог упасть,
И так была сладка паденья власть.
И в этом я кому же мог открыться.
531.
В дивизию я через КПП
Прошел однажды ночью. При себе
Имея генеральский пропуск красный,
В то время я любой поход опасный
Мог провернуть. И что мне КПП!
532.
Я бодро шел по городку ночному,
Уже, наверно, даже и родному.
Казармы с редким светом в темноте
Стояли, как на смотре – по черте.
Я бодро шел по городку ночному.
533.
Но вдруг какой-то чистою волной
Встревожен был хмельной рассудок мой,
И сердце уж в который раз заныло.
Ах, сердце, сердце, как же ты забыло,
Что возносилось чистою волной,
534.
Когда тебе всё в мире было ново –
И Божий мир, и сила чувств, и слово.
Когда ты верило лишь в идеал,
Как далеко бы он ни отстоял,
Когда тебе всё в мире было ново.
535.
Я изменил мальчишеской мечте.
И настроенья трепетные те
Отдал своим страстям на растерзанье.
Предпочитал я жизни прожиганье
В весёлом ухарстве назло мечте.
536.
И, по асфальту зимнему шагая,
Я всё не мог понять, чем страсть такая
Легко и грубо борет идеал.
Ведь вновь и вновь к нему я прибегал.
Так думал я, по городку шагая.
537.
Да, каждый день я начинал с того,
Что твёрдо от вчерашнего всего
С неколебимой волей отрекался.
Как в юности безгрешной собирался
Я новый день прожить. Хотел с того
538.
Начать его, что если сослуживцы
Вина предложат, вечные счастливцы,
То взять и отказаться от него
С улыбкой скромной. Только и всего.
И вот уж подивятся сослуживцы.
539.
И, правда, пару, может, тройку дней
Я волей проявившейся моей
Великого решения держался,
А на четвёртый, хоть убей срывался,
Хватало силы лишь на тройку дней.
540.
И в эти мысли ночью в городке,
Как истребитель, я вошел в пике,
И всё не мог понять, что выше воли
Моей; что держит волю на приколе –
И здесь, в дивизионном городке.
541.
Тогда я из пике бесславно вышел.
Мой истребок по гарнизонным крышам
Почти прошёлся и умчался в высь.
Ответы на вопросы не нашлись.
Тогда я из пике бесславно вышел.
542.
Но вот в Свердловске, после крепких слов,
Которыми до всех моих основ
Добрался тесть с ухваткою горняцкой,
В Свердловске, здесь, уже при жизни штатской,
К тому же после этих крепких слов,
543.
Я вновь задумался о том, а всё же
Что хлипкую судьбу мою корёжит.
В стихах за Русь отчаянно борюсь,
А сам легко мещанству поддаюсь,
Ведь этот мой разгул – мещанство всё же.
544.
И что же я всё веселюсь да пью?
Бесплодно прожигаю жизнь свою?
И как случилось позабыть про волю,
Когда я стихотворца выбрал долю,
Другую долю – но всё пью да пью?
545.
И вдруг я понял, почему веселье
В мою так своевольно входит келью,
Тетрадь бросает на пол и перо,
Подмигивает нагло и хитро,
До одури привычное веселье.
546.
Кто любит пить, того и вовлекать
Не надо в пьянку. Сам он, так сказать,
Найдёт её с закрытыми глазами.
И вот тогда себе я со слезами
Признался, что меня и вовлекать
547.
В нее не надобно. Любовью страстной
До степени почти что безобразной
Я к нашенским мальчишникам пылал.
С какой охотой я в них забывал
Печали, неудачи! Волей страстной
548.
Больную скромность я в душе топил.
Всегда молчун, я смело говорил.
Не певший сроду, в руки брал гитару
И, как Высоцкий, слушателям жару
Вдруг задавал. Так скромность я топил.
549.
И главное – в минуты те казалось,
Еще чуть-чуть, какую-нибудь малость,
Осталось мне пройти и стану я
Известным сразу вдруг на все края,
Все в ноги упадут мне – так казалось.
550.
Но проходил весёлости туман,
Являлось ощущенье прежних ран,
Звездою в тучах пробивалась совесть,
Высвечивая жизни бестолковость
И розовой весёлости туман.
551.
И вновь я в чистом свете жить старался
Безгрешно, но в который раз срывался,
И, как теперь мне стало ясно, вновь
К мальчишникам живучая любовь
Вела, хоть удержаться я старался.
552.
Ну, уж теперь-то всё. Пора пришла.
Порукою семейные дела.
И дай-то бог, чтоб светлокрыло юность
В мою (уже с женою) жизнь вернулась.
Всё. Уж теперь-то всё. Пора пришла.
553.
“Зашелестит дождей осенних грусть,
Как занавес из легкого нейлона.
И вдруг перед тобою встанет Русь,
И станет очищающе-неловко.
554.
И ты один, как парус поутру,
И нет тобой придуманных идиллий,
И ты войдешь в прямолинейность струй,
Как некогда на исповедь входили.
555.
И в этой оглушающей тиши
Поймешь, что до дождь,
он все-таки сильней нас.
Как скомканно, запутанно ты жил,
Забыв, что в мире есть прямолинейность.
556.
И горько-горько станет за себя,
За то, что шел изломанно по свету...
И Русь, как мать, тайком простит тебя
За слабость непростительную эту”.
557.
Пора пришла! И вновь меня спасла
Студенческая келья. Приняла
Она меня, бездомного, с периной
И, главное, с женою Валентиной,
И вновь меня, бездомного, спасла.
558.
Сказал Луцай: “Уж раз такое дело,
Мне “По рублю!” команду дать приспело,
И самому сходить, хоть я Чапай,
За выпивкой, – вот мой искомый пай,
Свои давайте, раз такое дело.”
559.
Хотел Исупыч (“Ладно, так и быть!”)
Постель свою, как раньше, уступить,
Да только улыбнулась Валентина:
“Не надо жертв. У нас теперь перина.
Она вполне постелью может быть”.
559.
В начавшемся студенческом застолье
Я о своей друзьям поведал боли,
Что надо где-то частное жильё
Искать, и Вася вскрикнул: “Ё-моё! –
Чем наше крепко удивил застолье. –
560.
Ведь надо же, друзья, такому быть!
Пришлось мне улицу переходить,
Ну, в месте неположенном, понятно.
Вдруг слышу милицейский голос внятно:
“Стоять!” – Ведь надо же такому быть!
561.
Стою. А собеседник мой, хохляндец,
Мне говорит, почти как иностранец;
“Где ваша документа? Где ваш труд?”
Я говорю; “Да в урситете, тут”.
И вижу – улыбается хохляндец.
562.
“Так в урситете, говоришь, в УрГУ?
А там журфак, поди-ка что?” – “Угу”.
“Тогда другое получаем дело.
Бросай испуг. Пойдёшь со мною смело,
Раз на журфак ты учишься в Ургу”.
563.
Идём в барак какой-то двухэтажный,
Мильтон – простецкий, по-смешному важный,
По горлу щёлкает, как по трубе.
Итак, ведёт, ведёт меня к себе
В барак свой деревянный, двухэтажный.
564.
И вот мы с ним свежайший самогон
Сидим и пьём. Случилось, что мильтон
С тобой, Пузан, до армии учился.
Такой забавный случай приключился.
Сидим и пьём свежайший самогон.”
565.
Луцай достал измятую бумажку.
Там адрес с телефоном нараспашку.
Ну, ясно: Ваня Мельник! Боже мой,
Какой же он наивный и смешной!
Как не по-русски исчеркал бумажку!
566.
Как он закончил университет?
Такому чуду объяснений нет.
Он в каждом слове делал по ошибке,
Когда писал. Он вызывал улыбки
У нас у всех. Но университет
567.
Он всё-таки закончил. Вот в газету,
Со страшной силой нарушая смету,
Его не смог направить деканат.
Он, может быть, направить был бы рад,
Да где найдёшь для Мельника газету?
568.
Милиция его к себе взяла.
И, может быть, она ему дала
Возможность поступить в наш вуз. Но это
Всё вместе и спасло меня, поэта.
Милиция к себе его взяла.
569.
И вот лишь только утро наступило,
Какая-то неведомая сила
С перины нас с женою подняла.
Была, как говорится, не была!
Идём к Ивану. Утро наступило.
570.
“Пожалуй, милый, надо взять коньяк”. –
“Коньяк с лимоном, раз уж вышло так”.
Берем. Находим Ваню по бумажке.
Действительно, в древнейшей двухэтажке.
И выставляем марочный коньяк.
571.
Иван сиял. Он только что побрился.
Приходу нашему не удивился.
“Как хорошо, у вас уже семья.
И вот ведь как – в отгуле нынче я.
И потому, глядите-ка, побрился”.
572.
Отметить, между прочим, мы должны,
Что жил он в одиночку, без жены.
Но как-то домовито, не по-русски,
Вмиг наготовил всяческой закуски
(Отметить, между прочим, мы должны).
573.
И, коньячок глотками разливая,
Он нас спросил, какая, мол, такая
Причина нас нежданно привела,
И мы ему – про наши про дела,
Пока он мирно слушал, разливая.
574.
“Так это, – Ваня Мельник нам сказал, –
Для нас, заметим, вовсе не аврал.
Найдём хоромы вам. И очень скоро.
Ну а сегодня выпьем до упора.” –
Так Ваня Мельник нам тогда сказал.
575.
“Нас было восемь самых разных,
И каждый был из нас поэт,
Творец стихов плохих и ладных,
И тех, в которых смысла нет.
576.
Мы иногда чужды бывали
Друг другу, иногда милы,
С трудом друг друга познавали,
Как незнакомые миры.
577.
Мы часто в спорах горячились,
И часто были не правы.
Мы в коллективе жить учились,
И коллектив был этот – мы.
578.
И мне нередко шею мылили,
Но я об этом так сужу,
Когда в себе, особом мире,
Черты другого нахожу:
579.
Они под действием проснулись
Того, чему названье – жизнь...
При встрече – в споре мы схлестнулись
И на прощанье – обнялись”.
580.
Наутро у Иванова барака
Мы встретились. “Да вы, как штык, однако.
Пройдёмся по владенью моему.
Я думаю, всё будет по уму”.
И мы пошли под горку от барака.
581.
От самогонки Ванино лицо
Не походило если на кольцо,
То походило на помятый бублик.
На Автономных вывело Республик
Нас Вани хитроватое лицо.
582.
От дома к дому плотные заборы
Тянулись, как завистливые шторы,
Которые старались скрыть от нас
Всё, что чужой не должен видеть глаз.
От дома к дому плотно шли заборы.
583.
Но возле крепких крашеных ворот
Остановился Мельник: “Значит, вот.
Сюда мы и войдём. Здесь мой знакомый
Демидов Вова, наш субъект искомый”, –
Сказал нам Мельник Ваня у ворот.
584.
Калитку отворила нам старушка,
Похоже, пристарелая болтушка.
“О, Ваня! Мельник! Друг наш дорогой!
Давненько мы не виделись с тобой”, –
Калитку отворила нам старушка. –
585.
А Вовка мой умчался в магазин.
Украли ящик водки. Грех один.
А я, хоть и не грамотная, знаю,
Что продавцы и взяли к Первомаю.
И унесли, закрывши магазин.
586.
Я говорю, ты, шум не подымая,
Прости их, девок, ради Первомая.
Они всю недостачу за два дня
Покроют, ловко сдачею звеня.
Вот так и надо, шум не подымая....”
587.
“Григорьевна! – сказал радетель наш. –
Я быстро кончу этот ералаш.
И ша! И не расстраивайся. Хватит.
Как миленькие – всё сполна заплатят.
И ша!” – опять сказал радетель наш.
588.
Старушка, тут же позабыв о злости,
Нас вместе с Ваней приглашает в гости
На рюмочку домашнего вина,
И тут же соглашается она
Нас приютить, совсем забыв о злости.
589.
“Есть комнатка. Поставим, стол, кровать.
Я в грамоте не очень, но понять
Всегда смогу. Учёба и работа,
А к вечеру и отдохнуть охота,
А тут к услугам вашим стол, кровать...”
590.
Так мы с Валюшей заимели кубрик
На Автономных, стало быть, руспублик.
И это наше первое жильё
Веселье пообстригло чуть моё,
Поскольку не совсем и наш был кубрик.
591.
А настоящим кубриком моим,
Судьбой который год уже храним,
Пенальчик пятиместный оставался
В общаге нашей. Там я появлялся
С великим умилением моим.
592.
Встречала поначалу нас столовка.
Найдётся у кого-нибудь рублёвка,
И пир для всей компании готов.
Двойной гарнир, котлеты, чай, кусков
По восемь хлеба – мир тебе, столовка!
593.
Пружины скрип. Вахтёрша тётя Маша,
Святая благодетельница наша,
Всех пропускает – здешних и чужих,
Но строго проверяет остальных
Сидящая на вахте тётя Маша.
594.
А мы уж в келье нашей. Перезвон
Гитары семиструнной. Сколько он
Нам общежитских вечеринок скрасил,
Не заглушая лучший окрик Васин,
Гитары семиструнной перезвон.
595.
И если денег не было, случался
Опять богатый гость, и Вася мчался
В соседний гастроном. Подчас и я
Бежал туда. Одна была семья.
К тому же вновь богатый гость случался.
596.
Стрелой летели наши вечера.
Шептала совесть: «Всё. Тебе пора».
А я противился: «Еще немного.
До кубрика недолгая дорога».
Ах, как летели наши вечера!
597.
Но вот уж и мальчишник наш кончался,
И я до Автономных отправлялся.
Сияла одинокая луна.
А там наш кубрик, ужин и жена.
Так славно мой учебный день кончался.
598.
Вот, правда, я Валюше обещал
Прийти пораньше. Но, пожалуй, знал,
Что обещаниям моим не сбыться,
Ведь, право, может всякое случиться,
И я жене напрасно обещал.
